Чертыхнувшись, я отложил свои орудия и побежал открывать, на ходу отряхивая руки от муки. Передо мной стоял Арсений Федорович Черкизов.
- Не ждали? - Он переложил палку из одной руки в другую и улыбнулся. Разрешите войти?
Первой мыслью, скакнувшей в голову, было заявить, что мои приемные часы на сегодня закончились. Но в следующий миг я понял, что это было бы слабостью, трусостью и глупостью одновременно, а к тому же и полным отсутствием элементарного любопытства. Я посторонился и сказал:
- Почему же не разрешить, Арсений Федорович? Заходите!
Он снял пальто, повесил его на вешалку, огляделся и спросил:
- Куда прикажете?
- В кухню, пожалуйста, - сделал я любезный жест рукой. - Извините, я тут по хозяйству.
- Разумеется, разумеется, - пробормотал он, прошел в кухню и сел на табуретку, которую я ему выдвинул из-под стола, с любопытством оглядываясь. Похоже, скромность моей, вернее, дедовской обстановки его не удивила. Посмотрев с полминуты на мое сражение с пельменями, он приподнялся и сказал: Позвольте мне?
Взяв в руки слипшийся комок, он подошел с ним к плите и подержал несколько секунд над кипящей водой. Потом резко сжал руками, и несколько пельменей, булькнув, упали в кастрюлю. Он перевернул комок другой стороной и снова повторилось то же самое.
- Знаете, - полуобернулся он ко мне, - мне одно время приходилось заниматься натяжкой проволочных каркасов. Так не поверите, пальцы укрепились до того, что могу пятаки скатывать в трубочку. Как-нибудь напомните мне, непременно покажу.
- Это где же вы каркасы натягивали? - спросил я, снимая с себя фартук. Или секрет?
Получилось немного грубовато, но он, кажется, не обиделся.
- Какой секрет... В колонии особого режима. У вас специи есть?
- Нет. Только черного перца немного. И долго... натягивали?
- Дайте хоть перец, - вздохнул он. - Натягивал? Долгонько... - И удивился: - А вы что же, совсем не знакомы с моей биографией?
- Представьте себе - нет, - слегка разозлился я. - Знаком только с биографией вашего брата - в общих чертах. А вашу мы пока еще не проходили.
- И слава Богу! - замахал он рукой.
- Есть будете? - спросил я, доставая тарелки.
- С удовольствием составлю вам компанию. Значит, говорите, в общих чертах? - Он принялся за пельмени. - Охо-хо-хо!
- Что, горячо? - поинтересовался я.
- Нет, - ответил он. - Это я насчет общих черт. Хуже нет, молодой человек, чем знать что-то "в общих чертах". От этого, между прочим, проистекли страшнейшие дела в истории человеческой. От того, что люди брались за дело, зная его только в этих самых... общих. Подробности! Вот то единственное, что создает картину, что питает мозг и воображение!
"Да он философ, черт его подери, - подумал я, наворачивая пельмени. Интересно только, чего ему надо?"
Вот вы тут сидите сейчас и думаете, - продолжал он. - Зачем приперся ко мне этот старый хрен и с какой целью он здесь разглагольствует? Поэтому сразу отвечу: я пришел к вам поговорить о подробностях биографии. Моего брата, моей, ну и... и вашей.
- Не вижу связи, - заметил я. Такое соединение наших биографий не вызывало у меня восторга.
- Еще бы! - усмехнулся он. - Если б вы видели эту связь, то, наверное, сами меня стали искать.
Вероятно, на моем лице отразились кое-какие сомнения, потому что он вскинул руку:
- Слушайте, слушайте! Жили-были на свете два брата-близнеца...
Я откинулся спиной к стенке, приготовившись слушать длинный рассказ о воровском грехопадении, которых на своем веку мне пришлось терпеливо выслушать не один и не два. Но я ошибся. Притча оказалась на удивление короткой. Близнецы родились в обычной, довольно скромной семье, учились в школе, потом даже в университете. Вопреки обещанию Арсений Федорович подробности не "педалировал", рисовал судьбу близнецов широкими мазками. Пока не дошел до момента, когда один из братьев совершил свое хоть и первое, но очень тяжкое преступление. Здесь мой гость сбавил темп рассказа.
Преступление было тяжким настолько, что мера наказания полагалась за него одна - расстрел. И все уже было готово, и все доказательства, показания, улики собраны, и уже обвинительное заключение подписано прокурором и предъявлено, оставалось только передать дело в суд... Когда пришел другой брат и сказал, что вышла ошибка. Что преступление совершил он.
Я слушал со всевозрастающим интересом. Мне, как практику, такая ситуация представлялась крайне занятной.
- Ну-ну, - подбодрил я его. - Что было дальше?
- Дальше было то, что и ожидалось, - вздохнул он. - Дело вернули на доследование, промучились еще с полгода и в конце концов пришли к тому, что виновен тот, на кого думали с самого начала.
- Так какой же результат? - удивился я.
- Результат такой, что стопроцентной уверенности у суда теперь не было, и он вместо вышки влепил четвертак. А там амнистия... и так далее.
Насколько я мог судить по интонации, да и по лицу Арсения Федоровича, подробности кончились. Поэтому спросил:
- Ну и для чего вы мне все это рассказываете?
- С единственной целью, - коротко вздохнул он. - Чтобы вы поняли, что мы с братом значили друг для друга.
- Я понял, - сказал я. - Но мне, вероятно, надо сделать еще какие-то выводы?
Он кивнул.
- Один вывод: для того, чтобы найти убийцу брата, я не пожалею ни сил, ни средств.
- Вот как... - произнес я задумчиво, хотя мысли мои неслись в этот момент, обгоняя друг друга: я судорожно пытался выработать линию поведения. - Но ведь вы, должно быть, знаете, что убийца задержан...
- Бросьте, - сказал он жестко, махнув рукой. - Вы же сами рапортовали каждому столбу, что это не так!
- Откуда вам это известно? - начал я и замолчал под его ироническим взглядом. Вопрос был глуп: по крайней мере, в отделении, в райотделе, в прокуратуре и на Петровке знали о моих соображениях. Ив то же время неглуп был вопрос, хоть и оставался без ответа: он означал, что где-то среди этих инстанций у моего милого собеседника есть источник информации.
Все это мне не нравилось. Все эти беседы вокруг да около с весьма подозрительным, никак не разъясненным близнецом убитого вора в законе.
- А при чем здесь подробности моей биографии?
Хотя и сам знал - при чем. Он осуждающе покачал головой: дескать, зря я валяю с ним дурака - и сказал прямо:
- Два года назад вас несправедливо выперли из органов. Сейчас вы работаете на должности гораздо ниже той, что заслуживаете. Перед вами редкий шанс все изменить. Он развел руками, как бы говоря: куда уж больше!
- Все изменить, - повторил я, помолчав. - С вашей помощью?
Он кивнул.
Так, союзничек. Товарищ по оружию. Такого у меня еще не бывало. Я вспомнил, как отводил в сторону прикрытые линзами глаза Валиулин, холодное лицо Степаниды. И спросил:
- А в чем ваша помощь будет заключаться?
Он ответил с готовностью:
- Деньги на расходы. Машину в ваше распоряжение. Информация. Прикрытие.
- Прикрытие - в смысле охрана?
- Охрана тоже, конечно. Если понадобится. Но и прикрытие... - он повел рукой над столом, - в широком смысле. Мы постараемся сделать так, чтобы вам поменьше препятствовали... По официальной линии.
Ого! Как это он сказал? "Мы постараемся..." Не "я", а "мы".
Если это не блеф, то ты, Стасик, сейчас вступаешь в отношения с весьма серьезными дядями. Ты, Стасик, суешь мизинчик - пока мизинчик! - в пасть к крокодилу и хочешь посмотреть, что из этого выйдет. Впрочем, от меня ведь не требуют расписок кровью? Да и вообще, кажется, ничего не требуют!
- Информация, - сказал я. - Какую информацию вы мне можете предложить?
- Спрашивайте, - сказал он.
- Что за отношения были у Байдакова с вашим братом?
- Ну... - он призадумался. - Байдаков, скажем так, занимался мелкими поручениями.
- Например?
- Привезти продукты из магазина, доставить записку по адресу... Что еще? Сделать ставку-другую на ипподроме. Иногда... - тут Черкизов ухмыльнулся, иногда девочку привезти. Была у брата такая страстишка.