Стариков с Гаглидзе так и не дождались звонка с известием, что все в порядке. Городская квартира Бочаровых оказалась на охране, и Галая с Филоновым взяли с поличным на месте преступления. Шуру и Шалико задержали на вокзале, когда они с первой утренней электричкой прибыли в столицу. Похищенные монеты и картины вскоре изъяли у Одинцовой Елены Сергеевны, сводной сестры Старикова, уголовное дело в отношении которой было прекращено за недоказанностью. Она утверждала, что ничего не знала о происхождении оставленных у нее на хранение чемоданов, а фактов, говорящих об обратном, в распоряжении следствия не имелось.
На этом дело и кончалось.
Я перевернул последнюю страницу. Вошел Сухов.
- Ну как, понял что к чему? - спросил он, отбирая у меня папочку и пряча в сейф.
Я кивнул. Я действительно понял, кажется, главное, что хотел мне внушить Сухов. Мы имеем дело с опытными рецидивистами, которые вышли на свободу отнюдь не с чистой совестью, взялись опять за свое и, судя по всему, готовы черт знает на что.
- Значит, так, - сказал я. - За последнее время в городе было совершено несколько ограблений квартир с антиквариатом, причем преступники до сих пор не найдены.
Сухов посмотрел на меня с удивлением:
- Я тебе этого не говорил...
- А недавно, - продолжал я уже уверенней, - ограбили квартиру генерала Долгополова, причем забрали его именной пистолет. Никита Долгополов приятель Саши Латынина. А пистолет обнаружился у Кригера. Следовательно, найдя Сашу, можно выйти на тех, кто ограбил Долгополова, а может быть, и убил Кригера.
- Молодец, - сказал Сухов с уважением. - Тебе бы у нас работать.
Вот она, похвала профессионала! Дождался наконец. Теперь надо было развить достигнутый успех.
- И в этом свете, хоть ты меня и ругаешь, а я кое-что сделал. Положим, Старикова вы бы и так нашли, по номеру машины. А вот Марат...
- Да, насчет Марата, - перебил меня Сухов. - Забыл тебе сразу сказать. Я тут проверил, пока ты читал, это не тот Марат.
- А какой? - спросил я довольно бессмысленно. От растерянности я, видимо, утратил способность нормально формулировать.
Но Сухов понял меня. Правда, по-своему.
- Интересно, да? - спросил он с хитрой улыбкой. - Ладно, узнаю для тебя лично.
Вот тебе и мгновенное озарение! Еще одно грустное подтверждение, что я не Моцарт и не Менделеев.
- Ничего, - утешал меня Сухов, подписывая пропуск на выход, - это бывает. Особенно, когда очень уж хочешь, чтоб так было. Видишь одни "за", а "против" будто и нету. Между прочим, в нашем деле - вреднейшая штука.
Я понял, что, войдя в это здание дилетантом, дилетантом из него выхожу.
- Короче, договорились, - сказал Сухов, пожимая мне на прощание руку. - Больше ты с ними не вяжешься.
Полчаса назад я бы ответил ему что-нибудь вроде: "Хорошо бы ты их тоже об этом предупредил". Но теперь промолчал.
У меня было над чем поразмыслить, шагая по длинным коридорам здания московской милиции. Опять стало неясно, откуда они узнали, что я живу у Феликса. А сейчас к этому прибавился вопрос, как меня обнаружили в Доме журналиста. Я чего-то не учитываю? Или тут нагромождение случайностей? А может, то и другое?
Когда я вышел на улицу, меня очередной раз озарило - без всякой связи с предыдущим. Но теперь я уже был научен скептически относиться к такого рода проявлениям своего организма. Осторожно, словно полное до краев блюдце, я донес свое открытие до ближайшего телефона-автомата и набрал номер Сухова.
- Забыл, что ли, чего? - поинтересовался он.
- Наоборот, вспомнил, - ответил я. - Эту сводную сестру Старикова зовут Елена Сергеевна и жену Латынина - тоже 'Елена Сергеевна. Может, стоит проверить, а?
Сухов молчал.
- Алло! - крикнул я в трубку.
- Не кричи, слышу, - сказал он, как мне показалось, с досадой. Проверили уже.
- Ну, и?..
- Опять ты суешь нос не в свои дела!
- Понял! - ответил я радостно.
- Учти, я тебе ничего не говорил, - сказал Сухов и повесил трубку.
А почему я, собственно, радуюсь, пришла мне в голову мысль. Разве это открытие, которое к тому же сделано до меня, что-нибудь проясняет? Нет, надо признать. Скорее уж наоборот - еще больше усложняет.
25
В кабинете было накурено до потолка. Протасов сидел за своим столом перед пепельницей, полной окурков, и читал какой-то журнал.
- Ну как тебе понравилось? - спросил он меня вместо приветствия.
- Что именно? - не понял я.
- Как "что"? Ты собственную газету читаешь когда-нибудь?
Тут только я вспомнил, что у Протасова в воскресенье должен был быть материал. Притом, что ему, кажется, все на свете давным-давно надоело, он к каждой своей публикаций относится трепетно, будто она первая. На следующий день приходит в редакцию с самого утра и бродит по коридорам, нарываясь на похвалы. Я сам люблю, когда меня хвалят, отмечают и все такое: газетная статья живет недолго, и, если не заслужила сиюминутного признания, на вечность рассчитывать уже не приходится. Но в последнее время мне стали что-то все меньше нравиться протасовские очерки, начало казаться, что он повторяется... Скрывать это с каждым разом было все труднее, он и так посматривал на меня волком, и я приноровился отнекиваться: не читал, не было времени. Сегодня у меня было к тому законное основание.
- Ты же знаешь, Валя, я дома-то не живу.
- Громов тоже газету выписывает, - проворчал Протасов.
- Прочту, сегодня же обязательно прочту, - пообещал я - Мне звонил кто-нибудь?
- Завражный тебе звонил.
Я отправился в кабинет ответственного секретаря.
- Наконец-то! - закричал Глеб, увидев меня. - Там, в приемной, тебя с утра девушка дожидается, говорит, хочет беседовать только с тобой. Оч-чень милая, оч-чень симпатичная! Если там материал - умоляю, сделай к пятнице!
У Завражного все девушки очень милые и симпатичные.
- Глеб, - сказал я, - у меня удостоверение пропало.
- Получишь выговор.
- Глеб, - сказал я торжественно, - у меня его похитили при исполнении служебных обязанностей! Мне неохота было получать выговор.
- А милиция в курсе?
- Да, - ответил я честно, имея в виду Сухова.
- Ладно, разберемся. Пойди к завредакцией, пусть выпишет тебе другое. Но чтоб к пятнице был материал.
Девушка и впрямь оказалась довольно милая. Одета во все простенькое, отечественного пошива, на лице ни следа косметики, никаких украшений, звать Ира Уткина. Мы с ней пошли ко мне в кабинет, я прогнал оттуда Протасова, растворил окно и сел слушать.
Два года назад она вышла замуж. Познакомились они в Крыму, на отдыхе, и, честное слово, ничего между ними даже не было. Он из Курска. Обменялись адресами, просто так. А осенью приходит от него письмо: то да се, как живешь, я живу ничего, костюм себе купил и так далее. Она ответила, он в следующем письме карточку свою прислал - на фоне призов и грамот, спортсмен, мастер спорта по боксу. И вдруг ни с того ни с сего телеграмма: "Встречай десятого. Сергей".
Ира переполошилась. Как встречай, куда встречай?! Живет-то не одна, с матерью, старой женщиной. А что ей объяснить, когда сама не знаешь, зачем он едет? Но Сергей прямо с вокзала заявился к ним и все сомнения в три минуты (я так понял даже, что не сняв пальто) рассеял. Сказал: "Выходи за меня замуж". Она и вышла. По-моему, в основном потому, что никто ей до сих пор никогда такого предложения не делал.
Поначалу все шло неплохо. Как зарегистрировались, Сергей сразу прописался к ним, переехал в Москву, устроился на работу. Иногда выпивал, загуливал. По-настоящему наискось жизнь пошла через полгода после свадьбы, когда Ира забеременела. Тогда Сергей первый раз избил ее, досталось и теще, которая попыталась вмешаться. Суть его претензий сводилась к тому, что никакие дети им сейчас не нужны, а сопровождалась эта декларация матом, побоями и мутными намеками, что если она хочет с него всю жизнь алименты лупить, так вот ей хрен!