Сейчас – никому. А тогда, в пятидесятом?
11
В январе 1950 года Женя Лисицын учился в первом классе. А через два года с небольшим, в мае 1952-го, когда он заканчивал третий, как-то днем отец со старшим братом (еще и сосед помог) втащили в дом огромную картонную коробку. В коробке оказался телевизор, тоже огромный, но с очень маленьким экраном. Чтобы что-то на нем разглядеть, к телевизору прилагалась линза с круглой пластмассовой подставкой, которую (линзу, а не подставку) надо было наполнить водой и поставить перед аппаратом.
Пока Женя наливал воду, а брат искал, где бы пристроить антенну, отец с соседом взгромоздили телевизор на комод. Отец несколько минут крутил ручки, настраивая аппарат, и пошла передача. Благодаря близости телецентра звук был громкий и разборчивый, и изображение тоже ясное и резкое, хотя и маленькое.
Показывали учебный фильм по гражданской обороне. В нем рассказывалось сначала о том, какие плохие люди империалисты, создавшие страшное оружие – атомную бомбу, – а затем о том, что не такая уж она и страшная, эта бомба, надо только уметь правильно от нее защищаться.
Вспышка, которая, как утверждал диктор, ярче солнца, на маленьком экране выглядела неубедительно, зато темно-серое грибовидное облако, поднимающееся над степью, – очень эффектно. Потом шли кадры, показывающие разрушенные городские дома, – очевидно, сняли наши операторы в японских городах, когда недели через три после взрывов американцы пустили туда корреспондентов и военных специалистов из союзных стран. Потом – собственно учебный материал: сирена; семья собирает документы, запас продуктов и противогазы; народ спускается в убежище, потом сидит в нем, а наверху – снова гриб; и еще раз в самом конце фильма.
Этот темно-серый гриб потом снился Жене Лисицыну много раз. В его снах он поднимался из-за соседского забора, из-за недалекого леса, из-за цехов металлургического завода. Женя знал, что сейчас его настигнет ударная волна, и надо убежать в убежище, но ему не успеть. Он просыпался, в темноте тикали ходики, где-то гудел самолет, и Жене казалось, что это американский бомбардировщик, и он боялся заснуть.
Такие сны преследовали Женю даже в старших классах, хотя все реже и реже. Потом прекратились совсем: видимо, Женя перестал бояться. Или свыкся со страхом. Еще через несколько лет, когда в мире наступило относительное равновесие, основанное на страхе, Женя (Евгений Петрович) Лисицын уже служил в Конторе. Теперь он принадлежал не к тем, кто боится сам, а к тем, кого боятся другие. А потом эти другие перестали бояться Конторы, и все кончилось очень плохо, так, как планировали плохие люди империалисты. Им даже не понадобилось для этого взрывать атомные бомбы.
И вот сейчас на аэродроме в Новокаменске стоял самолет, который мог бы тогда, в пятидесятом или пятьдесят втором, изменить историю мира. Будь у Советского Союза хотя бы два полка таких ракетоносцев…
А почему только два полка? Почему не армада в семь-восемь сотен?
А почему не в тысячу?!
Серые тучи затянули больше половины неба, на юго-западе они были уже почти черными. На их фоне зигзагом вспыхивали молнии, через пятнадцать-двадцать секунд доносились пока еще ослабленные расстоянием раскаты грома. Перед компьютером сидел полковник Лисицын и представлял себя в кабине ракетоносца. Не в кресле второго пилота, которое он занимал во время эксперимента, а в соседнем, командирском.
12
9 августа 2001 года в двенадцатом часу дня Марков вышел из "коттеджа" и отправился в киоск за газетами. Завадский не пошел с ним: он хандрил, наверное, погода сказывалась. По всему было видно, что собирается гроза.
До киоска было полквартала ходу, Марков в положенное время вернулся, но в дом не пошел, а позвал с крыльца:
– Алексей Иванович, идите сюда, поглядите, что я принес!
Завадский нехотя оторвался от взятой в библиотеке книги (Чулков Т. В. Моторные топлива: ресурсы, качество, заменители. Справочник. – М.: Политехника, 1998), крикнул:
– Несите сюда, Володя!
– Она в дверь не пройдет!
Завадский отложил книгу, вышел на крыльцо. Марков сидел внизу на лавочке, и ничего у него не было, кроме какой-то газеты в руках.
– Что? Где? – удивленно спросил профессор.
– Садитесь сюда, Алексей Иванович. Дело есть. – И, не дожидаясь, пока профессор устроится на скамейке, Марков продолжил:
– Сдается мне, пора нам отсюда линять.
– Что делать? – не понял или не расслышал профессор. За последние дни он сильно сдал.
– Ну, сваливать, когти рвать. Драпать, одним словом. Полковник нам все равно не верит, а здесь все в его руках.
– Мы же показали ему…
– Я вот сейчас в газетенке анекдот прочитал. Ребенок спрашивает: "Мама, что такое паранойя?" А мама отвечает: "Ты отлично понимаешь, что я не знаю этого, и нарочно спрашиваешь, чтобы поиздеваться". Здесь, похоже, тот же диагноз.
Профессор молчал. Марков потряс его за плечо:
– Алексей Иванович, я вам говорю, линять надо! Никого мы этим не подставим, разве что Шевченко, – так мне его, честно говоря, не жалко. Все равно он с полковником одного поля ягода. Сваливаем!
– Куда бежать? – тоскливо спросил профессор. – Володя, вы даже не представляете себе, до какой степени в России веками ничего не меняется! НКВД ведь не Берия учредил и не Ежов, и даже не Дзержинский. Я думаю, и Малюта Скуратов был не первый.
Марков молчал, ждал, пока профессор выговорится, а тот продолжал:
– Вы считали, сколько надо бензина, чтобы уйти хотя бы на 250 лет? Не меньше десяти тонн, а лучше двенадцать-тринадцать. Где их взять? Они ведь все слили после того полета! Да и не в этом дело.
– А в чем?
– Вся реактивная авиация летает на керосине, бензина тут просто нет. – Завадский вдруг вспомнил, зачем он взял в библиотеке справочник по моторным топливам. – Володя, я тут читал в каком-то журнале, что в Бразилии переводят автомобильный парк с бензина на спирт. Нефти у них нет, а спирта – из сахарного тростника – сколько угодно. Может, для самолета тоже?..
– Вы думаете, десять тонн спирта достать проще, чем десять тонн бензина? – перебил Марков. – Здесь ведь не Бразилия.
– Но бензина в Новокаменске нет вообще!
– Авиационного. Автомобильный есть.
– И что, моторы смогут работать на автомобильном бензине?
– На АИ-98, думаю, худо-бедно смогут. Вспомните, Алексей Иванович, вы же не только штурман, вы еще и бортмеханик.
– Но я не видел здесь на заправке АИ-98.
– А на заправке вы его здесь и не найдете. Его специально привозят для командования гарнизона и начальства КБ. У них японские джипы на этом ходят. Причем получают через свою агрофирму.
– Через какую фирму? – переспросил профессор.
– Ну, через подсобное хозяйство. Совхоз, если по-простому. По льготной цене. В общем, воруют по какой-то сложной схеме, я не разбирался в деталях. У нас в колхозе проще делали.
– И как же?
– Да просто тырили, и все. Не в этом дело.
– А в чем?
– А в том, что сегодня как раз должен прийти бензовоз из совхоза.
– Володя, вы что же, хотите остановить машину на большой дороге? У нас ведь нет вашего "кольта". И ТТ вы отдали Вяткину.
Марков поморщился. Он не любил, когда ему напоминали об этом. "Кольта" было жалко, ТТ тоже, а насчет Вяткина – сейчас, задним числом, Марков не имел бы ничего против того, чтобы бортмеханика сожрали волки.
– Зачем такие ужасы, Алексей Иванович? Обойдемся без них. Стырим как-нибудь по-простому. Я, знаете, не люблю сложных схем.
Профессор помолчал, потом печально сказал:
– Это нас не спасает, Володя. Сколько в бензовозе? Тонны четыре? Ну, пусть даже пять. И то, если полный. А надо минимум десять.
– Ничего в России не меняется, говорите? Это хорошо… – задумчиво сказал Марков, наклонился к профессору и заговорил шепотом, как будто опасаясь, что их подслушают: