Энн Вээрпалу сделал попытку встать, но Михкель остановил его.
— Ты спрашивал, каким человеком был твой дедушка, об этом я еще особо ничего и не успел рассказать.
Внук Раавитса опустился в кресло, иронически кольнув:
— Подлецом не был, но полного уважения тоже не заслужил. В ваших глазах. Для властей он оставался врагом. Думаю, что этого достаточно.
Михкель пропустил сказанное мимо ушей и в свою очередь спросил:
— Видел ты какую-нибудь фотографию своего дедушки?
— Нет, — честно ответил молодой человек. Казалось, он был в замешательстве. Во всяком случае, недавняя настырность в его голосе исчезла. Он добавил: — Бабушка уверяет меня, что ни одной фотографии первого мужа у нее не сохранилось. Их вообще было мало, всего четыре или пять, но она их уничтожила. На всякий случай. Кроме одной фотографии, которая была сделана в день регистрации. Свадьбы у них не было. Эту фотографию бабушка берегла от чужих глаз, но и она исчезла в пламени войны. Дом, где они снимали квартиру, сгорел. После войны Вээрпалу построил себе собственный дом, который все время расширяли.
— Я покажу тебе фотографию.
Михкель упрямо продолжал обращаться к гостю на «ты». Ему казалось само собой разумеющимся обращаться так к внуку Сасся. В рабочих союзах было принято обращаться на «ты».
Он поднялся и достал из нижнего ящика книжной полки большую овальную шкатулку, в которой хранил свои фотографии. Снова сел, положив на колени изделие художественного комбината, этот юбилейный подарок, и начал перебирать фотографии. Он быстро нашел нужный снимок. Это была групповая фотография. Размером с почтовую открытку, четкая. И протянул ее молодому человеку.
— Третий слева. Мы как раз возвращались из Вескиметса. Сделана фотография в тридцать шестом году на Палдиском шоссе. Там, где виднеются березы, теперь стоят дома.
Энн Вээрпалу рассматривал некоторое время фотографию.
— Вы стоите рядом с дедушкой?
— Этот тщедушный мужичонка и впрямь я. У тебя острый глаз.
— Он такого же… или был такого же роста, как отец.
— Метр восемьдесят пять по меньшей мере, плечистый и сильный.
— В лице схожести у них мало.
— Не могу сказать. Не видел твоего отца.
— Ну и короткие же волосы тогда носили.
— До плеч действительно не отпускали.
— Нет, глаза у них одинаковые. Чуточку косящие. Совсем немного, но все же. И в скулах есть сходство.
Михкель, внимательно следивший за гостем, теперь увидел, что и в нем есть нечто от дедушки. Хотя бы обличив, вид. Голос. Может, поэтому он и показался ему знакомым.
— Плечами и ты пошел в дедушку.
— Вид скрытного человека.
— Чуточку скрытным он и был. О себе особо не рассказывал. Я не знал даже того, что он женился.
— А кто этот человек?
Он указал на мужчину, который стоял возле Раавитса.
— Юссь. То есть Юхан Тарвас.
Энн Вээрпалу уставился на Тарваса.
— По виду добродушный.
— Он и был доброжелательным.
— Ищейка, — произнес молодой человек презрительно.
— Я бы так не сказал, — спокойно возразил Михкель.
— Кто же он тогда?
Голос у молодого человека был вызывающим.
— Солдат революции. Да, да, солдат революции. Был. Он умер. Уже лет двадцать. Бандит стрелял сквозь дверь. Юссь на миг забыл об осторожности и поплатился жизнью.
— Жаль, я хотел найти его. Надеялся получить у вас адрес.
Собирался спросить, что он думал, когда шел арестовывать моего дедушку. В чем он видел вину Раавитса? И сказать ему в лицо, кто он.
Михкель чувствовал, что сидевший напротив и все еще рассматривающий фотографию молодой человек слов на ветер не бросает. Явно собирался отыскать Тарваса. Но прежде решил поговорить с другим, кто знал его дедушку. Так что человеком, который прет сломя голову, он не был. И в этом он походил на дедушку. Сассь тоже наобум не ломился, долго обдумывал, прежде чем взяться за какое-нибудь серьезное дело. Во всяком случае о Раавитсе у него осталось такое впечатление. Михкель сам куда больше лез напролом. Прежде делал, потом думал и задним числом клял себя, когда в очередной раз поступал опрометчиво. Лишь став директором школы, обрел большую уравновешенность.
— И я не успел поговорить с Тарвасом, — заметил Михкель.