- Перекроем кислород, - сказал Хозяин. - Не будет сырья, механизм застопорится. Не будет лазерных дисков и дешевых оригиналов, конец видеописателям. Не будет леса и кирпича, бросят шабашники пилы.
- Теперь они умные, сами источники найдут. Преобразуются в прогрессивных кооператоров, наконец.
- Найдут, - согласился Хозяин. - Но наступит полоса затишья. А пока ты кое-кого пугнешь - боевичков, кстати, своих, каратистов привлеки, кому-то про закон напомнишь, благо юридически подкован, кого-то исходного материала лишишь или базы... Надо пустить машину хотя бы на холостые обороты... Ясно?
- Скажи, - покривился Матерый, - а чего ты за привычное цепляешься? Семьей дорожишь? Но у тебя же все это прожитое, в золу обращенное. И семья, и работа... все. Тебе заново надо. Это мне - на покой. А тебе - заново. Потому что есть еще порох... И другой вопрос ты ж как поп был, проповедуя идейность наших мероприятий. Неужто и впрямь в нее верил? Или просто утвердиться хотел, когда за бортом оказался и в одиночку за кораблем поплыл?
- В одиночку? Не скажи.
- Ну, я с тобой рядом барахтался...
- Ты? Ты с другого корабля. С разбитой пиратской бригантины. Разбитой еще в архаическом прошлом.
- Так или иначе, - сказал Матерый, - на борт нас не подняли. В кильватере мы гребли, а сейчас команда винтовки неспешно чистит, чтобы и кильватер тоже свободен был. Помедлил. - А в принципе все закономерно. И что с ворьем ты связался и что ворью уподобился. Думаешь, нет? А ты бы сейчас себя со стороны послушал... А уж если показать тебя сегодняшнего тебе вчерашнему... у-у! Кошмарный сон. Но и смешной ты кое в чем: хотел тут один корабль на плаву удержать, будучи за бортом...
- Да не за бортом, - протянул Ярославцев раздраженно. Вцепился, понимаешь, в сравнение. Просто меня разжаловали. И даже не столько люди, сколько обстоятельства.
- Ошибаешься, - возразил Матерый. - Разжалован - значит, шестерка, а шестерка все равно в колоде. А ты откололся. Напридумывал иллюзий и начал ими жить. Нас, сброд, призывал работать на государство! Причем нам - крохи, государству куски. Мы не перечили, да, ты для нас то являл, чему мы подчинялись беспрекословно с детства! И оставался нам лишь обман - привычный. Соглашаясь с одним, втихую творить другое. А нынче ты тоже наш, уголовный, хоть и с завихрениями некоторыми. Потому долю тебе я верну. Долю, понял? Прощай, человек с будущим, которое в прошлом. Как мосты жечь - знаю, не волнуйся.
- Прощай, Леша. Если ты переселился в данную оболочку из флибустьера, то в следующей жизни быть тебе космическим пиратом. Каким бы лучезарным ни явилось будущее. По крайней мере место нам в нем найдется. Тебе уж точно. Волк нужен стаду, он его санитар.
- Для выездной сессии это законспектируй, - буркнул Матерый. - Как обоснование высшей меры. Особый цинизм, скажет прокурор, ярая антиобщественная позиция, гнилая философия подсудимого дает мне полное право просить... И так далее. Ну, пока!
СЛЕДСТВИЕ
С утра состоялся неприятный разговор с шефом, которому, видимо, накрутили хвост наверху. Шеф упрекал в медлительности, отсутствии решимости, говорил, что с Коржиковым пора кончать, и вообще выражал недоумение вялым ведением следственных и оперативных действий. Я выслушивал его хладнокровно, не перебивая. Шеф был не прав он оперировал категориями топорными, сугубо административными, а у меня имелись серьезные контрдоводы, способные привести его в чувство... И я знал фразу, которую выскажу шефу, когда он закончит свои комментарии и наставления. "Ваши пожелания, - скажу я, - играют на руку преступникам" Ох, и оторопеет шеф... Пауза повиснет, первое недоумение в глазах начальства сменится откровенным гневом, а тут я и выложу последние новости.
Но покуда сладостный момент моего триумфа еще не приблизился. Покуда журчала нотация, долгая, нудная, однако дающая мне время еще и еще раз взвесить все "за" и "против".
На днях выявился источник, откуда нумерованные покрышки от шасси "Ту-154" поступили в пользование браконьерам. Встретился я с ответственным хозяйственником одного из столичных аэропортов, который не колеблясь признал дескать, да, было славное дело - отдали некоему лицу эту резину, однако согласно распоряжению свыше. Устному, увы, распоряжению, но свидетели имеются. Распоряжался же сам Петр Сергеевич, сказав подъедет от меня человек, которому вы обязаны помочь. В интересах, безусловно, народного хозяйства. Авиация же, добавил хозяйственник, как армия: приказано - закон!
Я, не вступая в спор относительно закона, предъявил хозяйственнику фоторобот блондина, выходившего на связь с должностным лицом в Баку.
- Он! - воскликнул хозяйственник. И спросил затем доверительно: - Мазурик, да?
На прием к Петру Сергеевичу пришлось пробиваться через заслон многочисленных помощников, секретарш, но в итоге рандеву состоялось. Смотрел на меня Петр Сергеевич как на нечто назойливое, мелкое, комарику подобное; указание свое насчет покрышек поначалу не припомнил, но, ознакомившись с показаниями подчиненных, память свою без охоты, но пробудил: да, согласился, просили негодные, шасси из некоего учреждения, занимающегося рыбным хозяйством. То ли для ремонта судов, то ли...
- Списанные, негодные шасси, - уточнял он, увлекаясь идеей и экспромтом обогащая ее. - Я... что же? Вник. Возможно, позвонил.
- Позвонили, - уверил я. - И приказали выдать дорогостоящие детали. Без ссылок на их годность или негодность.
- Помилуйте, зачем рыбному хозяйству новые шасси? заулыбался Петр Сергеевич. - Кстати, - прибавил, внезапно посуровев, - могу дать объяснение вашему начальству... На любом уровне...
- Вашу инициативу ограничить не вправе, - ответил я и, плюнув на весьма вероятные неприятности, вытащил из портфеля бланк протокола допроса.
Бланк произвел на Петра Сергеевича впечатление убийственное. Я даже не ожидал... В ход пошли какие-то невнятные слова, заверения, растерянные угрозы и посулы... Затем, столь странно преобразившись, Петр Сергеевич начал категорически придерживаться версии о негодных шасси и об угодливых подчиненных, совершивших преступление. Выяснился и непосредственный заказчик шасси некто Ярославцев, консультант одного из министерств, судя по характеристике Петра Сергеевича, человек весьма пробивной и значимый во многих сферах, включая юридическую...
Предъявленный фоторобот блондина Петр Сергеевич не опознал.
- Да он же, Ярославцев, меня вскользь попросил... твердил он, бредя за мной к выходу из кабинета. Вскользь... А подчиненные просто неправильно поняли, я разберусь...
- Петр Сергеевич! - Я резко обернулся к нему. - Могу дать вам очень добрый совет. Очень добрый...
- Да-да?
- Петр Сергеевич! Главное сейчас, чтобы некто Ярославцев ничего... вы понимаете... ничего из нашего с вами разговора для себя не вынес...
- То есть... могила! - Заверяюще прижались руки к груди. - Абсолютно!
В искренности последних слов и последнего жеста я не усомнился. Петр Сергеевич определенно был не дурак!
А сегодня с утра Лузгин начал уже отрабатывать данные по Ярославцеву...
Шеф закончил гневную речь, я попросил слова и, отринув приготовленные фразы, сухо доложил о последних результатах работ. Заверив, что в течение самого скорого времени Коржиков будет арестован. Но не по поводу убийства...
- То есть? - озадачился шеф.
- Напролом пойдем - дело погубим, - сказал я, глубоко убежденный в своих словах. - Убийства вас смущают? Кровь взывает к отмщению? Но убийства-то - всего лишь отголоски других историй, нам неизвестных. А для их прояснения нужна информация, а не аресты. Надо терпеливо завести невод в омут. И тянуть его, когда перегородим все выходы. Чем и занимаемся. А потому нужна помощь: много людей и много техники...
- Сначала разберемся с Коржиковым! - Шеф стукнул по краю столешницы ребром ладони. - Каким образом вы...
- Разрешите доложить завтра? - попросил я. - Сегодня Коржиков должен нам крупно помочь. Очень крупно.