- Не пужай, сердобольный доктор, - ответил тот.
- Товарищи понятые... - начал я, но речь мою прервал стук в дверь Радостный голос произнес с энтузиазмом.
- Толик, змей, открывай калитку! - Я это! Ну навонял, ну, трудяга, ну...
Толик покосился в сторону возгласов недоуменно и скучно: мол, кто бы ответил, какого такого дурака принесло?
Лузгин гостеприимно растворил ворота.
Радостная и одновременно заискивающая улыбка на лице Коржикова в одно мгновение при виде нас сменилась бледным ужасом.
- Входите, гостем будете, - пригласил я. В руке Коржикова обвислая сумка с "характерной мелочью" из похищенной машины, но обращать внимание на сумку в наши планы не входило.
- Да я... - промямлил он, - вопрос вот имею к нему... Указал скрюченным пальцем на Анатолия.
- Какой вопрос?
- Да вот... дверцу поцарапали мне сегодня, - нашелся Коржиков, слегка оживившись. - Краска нужна.
- Ваши документы, - зловеще протянул руку Лузгин, и, словно укушенный залезшим под рубаху насекомым, Коржиков поспешно полез куда-то глубоко за пазуху, причитая:
- Вот день! А? Вот день! - И извлек документы.
Пока документы просматривались с полной, разумеется, серьезностью, корректностью и всякими соответствующими вопросами, я продолжил спектакль.
- Итак, - обратился к Воронову, - зачем, позвольте полюбопытствовать, вы извлекли из краденой машины двигатель? Хотели узнать, что у него внутри? Перефразируя известного литературного героя О. Бендера, спешу пояснить: внутри новая поршневая группа, коленчатый вал без задиров и девственный распределительный вал.
- Правильно, - согласился Анатолий. - Но таково желание клиента протереть все это девственное сульфидом молибдена для пущей прочности...
- А как быть с фальшивым номером кузова?
- Это уже допрос? - резонно заметил Воронов.
- Еще нет. - Я мельком обернулся на Коржикова, уважительно гримасничающего перед Лузгиным.
- Вот... товарищ Коржиков, - надувая щеки, звучно представил его Иван Семенович. - Работник, значит, таксопарка.
- Дверь мне сегодня... - повторился работник жалостливо. - Ну, решил красочкой поразжиться, а тут, чувствую, момент...
- Тут не момент, ситуация, - ответил я. - Не откажетесь, кстати, присоединиться к понятым? С краской осечка вышла, бокс мы опечатаем, судьбу каждого предмета выясним, а вот коли желаете оказать помощь следствию...
Коржиков, встрепенувшись, всем видом выразил глубочайшую заинтересованность и готовность номер один.
Далее, по составлении протокола понятому Коржикову была предоставлена свобода действии, и он поспешил немедленно ею воспользоваться.
Когда же на ворота гаража накладывались печати, подошел сторож кооператива, с места в карьер начавший оправдываться тем, что поставлен следить за порядком, а за беспорядок не отвечает...
По пути в УВД города по рации получаем ту информацию, ради которой, собственно, выпендривались:
"После ухода из гаража Коржиков сел в машину. Ближайший телефон-автомат, находящийся возле кооператива, оставил без внимания. Вторым на углу, возле пересечения с главной дорогой, воспользовался. Номер абонента установлен".
В управлении мы первым делом прослушиваем запись разговора.
- Матерый, приветик... - звучит знакомый голос таксиста.
- Ну!
- Толик сильно приболел. На тачке продуло. Прихожу, а там доктора. Диагноз поставили - один в один!
- Откуда звонишь!
- Да тут все тихо. Из автомата. С улицы. Ни души, даже страшно, хе...
- Похекай-похекай...
- От нервов, ладно те...
- Как было?
- Как, как... Залетаю к нему, там доктора. Меня заодно прослушали. А потом, слышь, потеха - в ассистенты записали... А Толик крепился. Четко. Как дуб под ветрами.
На другом конце провода помолчали. Видимо, неизвестный абонент с хрипловатым баритоном всерьез призадумался. И потому, как призадумался, я понял: соображает - провокация данный разговор или же... Сообразил правильно: провокация нелогична.
- Вот что, Коржик-бублик, - прозвучало озабоченно. Боюсь, заразит нас Толя, злокачественная у него хвороба. Завтра давай к двенадцати дня греби к Виталику на набережную. Пожуем там и... увидим, в общем.
Гудки. Конец записи.
Лузгин устало оглядел сгрудившуюся возле магнитофона оперативную группу.
- Поработали, ребята, - подытожил тихо. - Теперь всем спать. До шести утра. Действует только служба наблюдения за Бубликом этим. Завтра, вероятно, будем его брать. Свое он нам сегодня отыграл как по нотам.
Опергруппа покинула помещение, а через пять минут Лузгин и я любезно предлагали Анатолию выбрать себе местечко поудобнее.
Допрос я построил не на основе фактов сегодняшнего дня, их обходил, зная, если ими давить, начнется: спать хочу, не имеете права... Пошел по принципу спортивной борьбы: противника поначалу надо легонько толкнуть, вывести из равновесия, а тут уж он на прием и напорется. - Начал со знакомств кому машины ремонтировались. Услужливо приводил известные допрашиваемому имена. С явным, естественно, попаданием в криминал... Толя то взвинчивался, то замыкался, а я, фиксируя точность попаданий, с шуточками-прибауточками дожимал линию прорыва на откровенность.
- А вот Виталик с набережной, - посмеивался я. - Чего насчет него скажешь? Тоже не знаю, не ведаю?
- А он-то при чем? - искренне возмутился Толя. - Ну, рихтовал я пару раз "форд" его по пустякам - крыло, капот... По-дружески, чтоб пиццей приличной угостил при случае...
- Да откуда у него приличная... - подал я саркастическую реплику.
- Не, у них в пиццерии прилично готовят! - уверил Толя и горько поджал губы, сознавая, видимо, что пиццы теперь ему не видать долгие лета...
"Значит, в пиццерии встреча..."
- Ну, а Коржиков? - продолжил я без интереса. - Он вроде Виталию друг?
Фокус не удался: Толя передернулся, как лошадь, укушенная слепнем, постигая коварную подоплеку вопроса, а затем с вызывающе будничной интонацией произнес:
- Спать хочу Права вы не имеете в это время...
Я вызвал конвой.
- Спокойной ночи, - механически сказал на прощание Воронову.
А вот тут Толя психанул. Мое пожелание было воспринято им как изощренное издевательство.
- Умри, чучело! - вылупив глаза, заорал он, остолбенев от ярости. - Инквизиторы... иезуиты! Чтоб вас...
- Заткнулся бы ты, парень... - в упор глядя на него тяжелым взглядом, произнес Лузгин, надвигаясь неспешно и грозно.
Воронов замолчал, глядя на нас исподлобья.
- И сообразил бы, как правильно себя вести, - продолжил Иван Семенович. - Дел на тебе повисло - виноградные гроздья. Улики налицо. И помочь нам - прямая выгода. О чистосердечном признании, раскаянии, прочих материях толковать не стану - то не про вас романсы. А вот о выгоде... Ты ее всегда искал. Ищи и теперь.
- Практически рассуждать призываете? - спросил Толя ядовито. - А я и рассуждаю практически. Приду из тюряги гол, бос, к кому путь держать? А к тем, кого сейчас вы сдавать рекомендуете. Положим, сдам за мелкое к себе снисхождение. А после? Кто накормит-напоит, работенку подкинет? Или вы меня в прокуроры устроите?
Конвоир в дверях шумно вздохнул и потоптался нетерпеливо.
- Выйдите пока, - кивнул ему Лузгин и, дождавшись, когда дверь закроется, продолжил: - Верно, Толя, выдадут тебе бесплатную пиццу за твердость позиции, проявленную в казенном доме. Но расплатишься ты за нее в итоге по расценкам лихой ресторанной гулянки. И про благотворительность корешов своих мне не толкуй, и себя ею не тешь. Теперь выдам тебе секрет. Крутим мы историю, в которой много разного - от убийства до хищений. Транспортное обеспечение истории - твоя заслуга. И Коржикова... В общем, смотри.
- А как насчет... подумать? - Воронов пырнул его косым взглядом.