- Кто там с порезами? - выглянула из-за двери кабинета медсестра.
Через полчаса забинтованный в нашлепках пластыря невесело размышляя что стану объяснять начальству и знакомым девушкам о своей изменившейся внешности я прибыл обратно в квартиру Лямзина. Результаты обыска к тому моменту завершенного Обнадеживали. На кухне нашли самогонный аппарат пять литров настоянного на апельсиновых корках "продукта" и еще кое-какую аппаратуру, назначения очень специфического. Иван, судя по всему усердно подслушивал все что творилось в комнате "жильца", а кроме того вел магнитофонную запись его переговоров. Пленок увы мы не обнаружили. Оставалась слабая надежда на информацию заложенную в персональный компьютер, но в продуктивность ее анализа мне не верилось.
- Так зачем все таки вам подслушивающая система? лениво спросил я листая записную книжку Вани.
- Законом не карается - последовал ответ. - Природное любопытство Оказавшееся неудовлетворенным кстати.
- Лямзин - сказал я - Призываю вас к откровенности. Вы сели в лужу по крайней мере. Патроны, самогон, сомнительные чековые операции.
- Лажа все - перебил Ваня - С чеками - оно да сомнительно чтобы доказать. Самогон? Впервые вляпался значит штраф. Заплатим, не обеднеем. Насчет патронов - подкинули. Во соседи! - Он указал на понятых остолбеневших от возмущения.
Внимая этим оптимистическим заверениям я продолжал листать записную книжку. Ба! Номер Ярославцева! Не ему ли понадобилось обеспечение прослушивания Ваниного соседа? Такая неожиданная мысль здорово меня увлекла!
- Ярославцева знаете? - спросил я.
- У меня много народа шапки покупает. Всех не упомнишь.
- Александр Васильевич, - тронул меня за плечо участковый, - открыли замки в соседней комнате.
Ваня всем своим видом выразил мол это уж меня вовсе не касается да и неинтересно.
Интересного и в самом деле было мало: старенькая мебель с засохшими от голода клопами, кое-какая импортная радиоаппаратура, неношеная фирменная Одежда, упакованная в большие картонные коробки. Все это напоминало некий склад, перевалочную базу, вернее остатки ее после капитального вывоза.
Десять спортивных костюмов "Адидас" возвратили мои мысли к железнодорожным погромам - там было что то связанное именно с такими костюмами.
Мы аккуратно сложили вещи обратно в коробки. Специалист из отдела криминалистики тщательно запер замки.
- Ну поехали теперь к нам в гости Лямзин, - сказал я. Посмотрите что изменилось там с поры вашей юности.
- Ненавижу вас, - бесцветно, очень устало произнес Иван фразу, которую я слышал десятки раз.
Но по тому, как поднялся он со стула, как пошел к выходу, понял я: будет Лямзин молчать. Упорно и тупо. Ошибся я. Первое его дело с толку сбило, воспоминания тех, кто знал этого Ваню младым и зеленым. Закалился трусоватый шалопай Ваня в превратностях судьбы своей, изменился, выработал, что ни говори, а позицию, утвердился в ней и сдавать ее не желал. Я же на психологию его рассчитывал как на психологию мелкого лавочника, боявшегося потерять приобретенное: хлам свой, жизнь затхлую, но на теплом диване... и просчитался. Наверное, потому, что такой лавочник перед лицом своего идейного врага превращается в рассвирепевшего быка. И никакие уж тут бандерильи его не устрашат. А может, всерьез воспитали Ваню крутые дяди, привив ему философию неизбежного риска и неизбежных потерь: дескать, жизнь - копейка, судьба - индейка, и вообще: раньше сядешь, раньше выйдешь, а деньги - мусор, и наметет его всегда негаданным ветром...
Выходя из подъезда, Лямзин внезапно попытался оттолкнуть оперативников... Возникла какая-то смятенная сутолока, мгновенно, впрочем, пресеченная.
- Ты мне... фокусы брось! - сурово предупредил Ваню участковый, цепко ухвативший его за плечо.
- Все, начальник, фокус был последним, - с глумливой улыбочкой, необычайно чем- то довольный, согласился Ваня.
Я оглядел улицу: никого... Что это? Сигнал кому-то, предупреждение? - очевидно же, неспроста это...
- Ну, я свободен? - спросил меня участковый, когда Ваню с почетом усадили в наш автомобиль. - Инструкции ваши уяснил, не беспокойтесь...
- Чего он дергался-то? - спросил я озадаченно. - А?
- Психует... - недоуменно вздернул бровь милиционер. Характер ведь выказать надо...
- Давайте все же покумекайте, - попросил я. - Может... выбросил он чего-нибудь у подъезда?..
- Улики? Мы же смотрели.
- Не нравится мне... Кукольник все же, шулер... Я в прокуратуре сегодня допоздна. Так что, будет повод, звоните.
- Ну... покумекаю, - согласился он, покосившись на дверь подъезда.
МАТЕРЫЙ
Чувство опасности не подводило его никогда. Вот и сейчас противным холодком цепенело все тело, в которое будто бы целились невидимые штыки, и как ни убеждал себя: чушь, нервы, - убедить не мог. Слежки он не заметил, да и как заметишь: занимаются им, Матерым, гвардейцы, а у них и техническая база, и гибкая, без пошлых "хвостов" тактика с секретами и вывертами неведомыми...
Интуиции он верил слепо. Начал вычислять: если прицепились, то когда? Много он успел проколоть адресов? С ужасом понял: невероятно много... И вдруг решил для себя: все, надо резать концы. Одним махом.
Притормозил у дома Прогонова. Подхватив кейс, прошел в подъезд, гадая - "засветил" ли он адрес Виктора Вольдемаровича, или покуда нет? Как бы там ни было - лишь бы не взяли тут, сейчас...
Он расстегнул пиджак, сдвинув легким движением пальца предохранитель "парабеллума", засунутого за пояс. Будут играть милицейские оркестры на похоронах, если затеяли в данную минуту что-либо граждане сыщики...
Нет, осадил себя, давай без излишней уверенности... Вспомни одного большого мастера каратэ, коего на уголовщину потянуло... Предчувствовал мастер арест, но хвастался, кичась силой: мол, поглядим, как они меня брать будут... Я их... в кисель... в компот... А они защемили пустозвона дверью в метро и повязали, как бобика, - тявкнуть не успел. Так что скромнее, Матерый, утихомирься, ты не ухарь-пижон.
Позвонил в дверь. Желто-горящий "глазок" на секунду потемнел. Затем звонко щелкнул замок и показалось настороженное лицо Прогонова.
- Один? - спросил Матерый, холодно впиваясь в лживые глаза Виктора Вольдемаровича.
- Пока... один.
Матерый прошел в комнату, положив на обеденный стол кейс, раскрыл его, вытащил несколько пухлых пачек денег, перетянутых резинками.