— Такую, с позволения сказать, лекцию я мог бы прочесть и вам, молодой человек, — перебил меня Виктор Вольдемарович. — Увы, ни одного юридического открытия… Ладно, продолжайте.
— Ярославцев еще в стране, под нашим плотным контролем, — уверил я. — Билет Москва — Лондон им уже заказан. Посему… вам имеет смысл повиниться…
— Очень хорошее слово! — поддержал Прогонов, подняв палец. — Но представим теперь идеальный, хотя и отвлеченный вариант, я оказываю, причем добровольно! — как жертва шантажа этого ужасного государственного преступника — помощь следствию… Более того — никакие причины в дальнейшем не побудят меня к совершению аналогии…
— Виктор Вольдемарович, — перебил на сей раз я. — Вы чересчур многого хотите. Нет. С паспортом разберемся подобру-поздорову, за остальное придется пострадать. Ярославцев же покрывать вас не станет, не надейтесь. Преступление слишком серьезное, чтобы мы позволили ему умолчать. Да и кто вы для него? Так, эпизод. Кстати, с подоконничка следы стерли?
— Паспорт… было! — после длительной паузы выдавил из себя Прогонов. — Очень нехорошо, понимаю… Мы… как? — Растерянно огляделся. — Придется пройти или…
— Сожалею, Виктор Вольдемарович… Принес вам несчастье. Такая работа.
— Тогда — звонок любимой женщине, чтобы присмотрела за пингвином. Родное существо…
— Существо придется сдать в зоопарк. По крайней мере до окончания следствия.
— Молодой человек… не надо столь лукаво обнадеживать. — Прогонов вздохнул. — Следствия… До окончания срока. — Он приподнялся со стула. — Просьба номер два, у меня в холодильнике мясо, знаете, икорка… Разрешите? Прощальный ужин…
— Конечно, Виктор Вольдемарович, конечно. — Я проглотил слюну, вспомнив, что не успел сегодня ни пообедать, ни поужинать. Домой заявлюсь за полночь, разогревать что-либо будет лень, опять сухомятка и сон…
Сопроводив Прогонова до машины, я отправился в УВД. У Кровопускова новостей для меня не имелось. Вечером Ярославцев явился домой, и, видимо, надо ожидать следующего утра.
Следующий день тоже яркими событиями не отличался. Ярославцев квартиру не покидал, к телефону не подходил, а жена его, Вероника, всем интересующимся, в том числе младшему лейтенанту Курылеву, отвечала, что у мужа приступ повышенного давления, он отдыхает и в переговоры вступать не намерен. Так несуетно минули еще одни сутки. Болезнь Ярославцева даровала нам некоторое затишье и возможность передохнуть в преддверии дня решающего, когда в международном аэропорту нам надлежало задержать некое лицо, под чужой личиной пытающееся незаконно покинуть страну.
За три часа до объявления вылета я выехал в аэропорт. План действий был отрепетирован, люди расставлены. Таможенный и паспортный контроль Ярославцев минет беспрепятственно, все его возможные контакты уже здесь, в порту, будут строго учтены; арестуют же его на подходе к трапу.
Еще не началась регистрация пассажиров, когда и пришло настораживающее известие — из дома объект так и не выходил… Мы немало переполошились, предчувствуя внезапный поворот событий. И — состоялся такой поворот!
Прошла регистрация, паспортный контроль, в течение которого каждый пассажир проверялся особо тщательно, но в итоге самолет улетел в Лондон с одним с пустующим местом…
Ломая головы, кинулись обратно, в город, оставив на всякий случай двух сотрудников в порту, но зная: без пользы оставив…
Разговор с женой Ярославцева все прояснил. В тот в вечер, когда в последний раз зафиксировали его возвращение на место жительства, он собрал чемодан, сообщив жене, что поздно ночью должен уехать в командировку в Сибирь. Всем, кто будет звонить, просил отвечать про пресловутое давление, мотивируя просьбу такого рода разными служебными хитростями и интригами с начальством… Послушная жена в точности исполнила наказ мужа. Личной машиной тот не воспользовался, вышел из дома, вероятно, в гриме — тут, впрочем, существовало много вариантов…
По справочной Аэрофлота выяснили той же ночью вылетел Ярославцев в Красноярск. В гостинице не останавливался. И, едва успела взволнованная его супруга сообщить нам, что в Красноярске живут его старинные, еще по институту друзья, как оттуда пришло сообщение о гибели ее благоверного…
Я срочно вылетел в Сибирь. И уже через несколько часов был посвящен в подробности довольно-таки странной истории.
Институтские друзья хором утверждали следующее: Ярославцев прибыл в Красноярск, дабы утрясти, как он туманно выразился, некие животрепещущие проблемы, касающиеся деятельности местных предприятий — каких именно, не уточнил, лишь сообщил день спустя, будто поставленные перед ним задачи выполнены. Затем же уговорил большую компанию вспомнить — благо, приблизились выходные дни — бытовавшую ранее традицию сходить в тайгу, в поход, на берег одной маленькой речки, впадающей в Енисей, и сплавиться по ней на плоту.