— Добрый день, Гэвин. — Сбоку приблизился вчерашний детектив.
— Не очень добрый, — огрызнулся Рид и проследовал до ближайшей допросной. — И суток не прошло, как о моём деле узнал весь город. Потрудитесь объяснить? — Не выдавая волнения, Рид вальяжно расположился на стуле.
— От лица Департамента полиции Лос-Анджелеса приношу вам свои извинения, виновник уже уволен, только вряд ли вам станет от этого легче. — Судя по взгляду, детектив Саммерс действительно сожалел о допущенной ошибке.
— Именно, ни капли не легче, — кивнул Рид.
— Будете подавать в суд?
— И раздувать ещё большую шумиху? Нет уж, увольте. Если хотите искупить вину, быстрее заполняйте протокол и передавайте дело прокурору. Не хочу провести в этом городе вечность из-за бюрократической тянучки.
— Планируете уехать? — между делом поинтересовался полицейский.
— Не ваше дело, детектив Саммерс, — грубо оборвал любезности Гэвин и недовольно сжал губы.
— Хорошо, тогда начнём.
Спустя два часа разговоров с детективом, повторения и переповторения уже сказанного, Гэвин расписался в протоколе и дал адрес мотеля, в котором временно остановился. Из допросной он выходил с мыслью, что осталось самое сложное — дождаться вызова в суд и вытерпеть процесс. Только одна встреча с Ричардом в зале суда, всего одна, ведь, как сказал Саммерс, Найнс отказался от адвоката и подписал чистосердечное признание. Ричи сдержал данное когда-то давно слово, не стал отпираться и чинить препятствия расследованию, со своей стороны он сделал всё, чтобы ускорить вынесение приговора, за что Гэвин против воли ощущал благодарность.
Неделю пришлось сидеть в нервном напряжении, прячась от любопытных носов журналистов, которые каким-то чудом прознали новый адрес и каждый день отирали стены мотеля. Рид был уверен, что на него настучал тот администратор, с которым Гэвин поцапался после возвращения из полицейского участка. Звонившие по несколько раз в день родители тоже не добавляли спокойствия. Радовало, что не лезли с вопросами, нотациями и жалостью, просто старались поддержать, за что Гэвин был бесконечно им благодарен.
А вот звонок, раздавшийся с утра перед судом, выбил из колеи. Код принадлежал Детройту, и первые несколько секунд Рид вовсе подумывал не отвечать, но любопытство пересилило.
— Слушаю.
— Значит, всё-таки правда, — после тяжёлого выдоха послышался голос Фаулера. — Когда из Лос-Анджелеса поступил запрос на возвращение твоего дела из архива, я подумал, что это чья-то глупая ошибка. Когда Коннор прислал мне несколько ссылок на калифорнийские новости, я решил, что вижу сон. И я всё ещё ощущаю себя в каком-то, блядь, сюрреалистичном кошмаре, в котором один мой детектив был похищен другим моим детективом! — эмоционально закончил Джеффри.
— Кэп, я не мог сказать. Мы с ним… — К горлу снова подкатила тошнота, и Рид с трудом сдержал рвотный позыв.
— Не нужно, не рассказывай, побереги силы для суда. Я не представляю, какой пиздец творится сейчас в твоей жизни, Гэвин, никто не представляет, особенно эти коршуны-журналисты, которые в статьях и эфирах обсасывают твои кости. Я звоню не за тем, чтобы слушать оправдания. Ты сделал так, как считал нужным, что тогда, когда уехал с ним, что сейчас, когда решил всё раскрыть.
— Тогда зачем вы звоните, капитан Фаулер?
— Чтобы услышать, что даже спустя пять лет я всё ещё твой капитан, — прозвучало в ответ. — Возвращайся, Рид, когда суд закончится, когда присяжные вынесут вердикт, а судья зачитает Ричарду приговор, бери билет до Детройта и возвращайся. Моему отделу как раз не хватает одного грубого, заносчивого детектива. А, возможно, даже сержанта.
— Я уже пять лет, как отошёл от дел.
— Вынуждено, — перебил Фаулер. — И Коннор раскопал на тебя информацию, я знаю, что в Эл-Эй вы с Ричардом открыли частное сыскное агентство. Или тебе больше по душе следить за тем, как богатенькие курицы изменяют своим богатеньким старым мужьям с более молодыми, но менее богатыми любовниками?
— Ещё с андроидами, — поддержал Гэвин, улыбнувшись.
— Так что скажешь? Или трупы бомжей и драки в барах Детройта после чистеньких улиц города Ангелов тебя уже не прельщают?
Замерев перед зеркалом, Гэвин в задумчивости закусил щёку изнутри. За годы, проведённые в Лос-Анджелесе он успел забыть, какого это, подрываться среди ночи на срочный вызов, рисковать своей жизнью на задержаниях и бегать за нариками и подозреваемыми по закоулкам Детройта. Новый образ жизни и забота Ричи положительно сказались на внешнем виде: Рид забыл о существовании синяков под глазами, подкачался благодаря двухразовому посещению спортзала, стал регулярнее бриться и в свои без малого сорок два выглядел лучше, чем в тридцать шесть. Спокойная размеренная жизнь и любимый андроид под боком пошли на пользу, только вот сегодня Гэвин готовился окончательно и бесповоротно запрятать своего любимого в тюрьму.
— Я согласен, кэп, вернусь первым же рейсом, — ответил Рид и сбросил, не давая себе возможности передумать. Теперь нужно было пережить худшую часть сегодняшнего дня.
К зданию суда Гэвин подъехал на такси и успешно проскочил мимо журналистов, которые оккупировали задний вход, не зная, что участники процесса зайдут с чёрного. У высоких деревянных дверей зала суда Рида уже ждал адвокат — высокий темноволосый андроид, модернизировавший себя настолько, что модель угадать было сложно. Вместе с ним Гэвин вошёл в зал и на негнущихся ногах подошёл к своему месту. Соседний стол, который должен был занять Ричи, пустовал, видимо, Найнса ещё не привезли. До начала процесса оставалось всего пять минут, когда андроид, в сопровождении двух офицеров, вошёл в зал, приковав к себе взгляды всех присутствующих.
Держался Найнс с отстранённой холодностью и в своём тёмно-синем классическом костюме выглядел прекрасно. Гэвин поспешил отвести взгляд в сторону, потому что смотреть на партнёра не было моральных сил. Несмотря на недельную разлуку, несмотря на принятое решение, при виде Ричи сердце с привычной радостью заколотилось в груди.
Суд прошёл как в тумане. На протяжении всего процесса Гэвин чувствовал на себе взгляд Ричарда, казалось, даже слышал умоляющий шёпот не где-то сбоку, а прямиком в сознании. За четыре года, проведённых вместе в Калифорнии, они умудрились если не слиться, то настолько впитать друг друга, что чувствовали партнёра на расстоянии. Если бы Ричи не отключили модуль связи, отобрав возможность не только выходить в Сеть, но и слать смс, то — Гэвин не сомневался — телефон бы разрывался от бесконечного потока мыслей Найнса, его извинений и уговоров.
Рид держался.
Рид скрипел зубами, до боли сжимал кулаки и до крови кусал внутреннюю сторону щеки.
Всё, лишь бы не смотреть в такие родные, любимые серые глаза.
Всё, лишь бы довести до конца этот суд и эти больные отношения.
Вызывая полицию, признаваясь во всём, рыдая в трубку, Гэвин знал, что будет больно, что придётся терпеть, будто даже не от тела, от самой души отрывают что-то важное. Вот только важным все эти годы был тот, кто насильно заставил себя полюбить. Тот, кто провёл через ад, стремясь вживить себя в сознание и дальше, глубже, не под кожу, а куда-то в тёмную глубину лабиринтов души, откуда придётся доставать через страдания. Тот, кто подарил рай, ведь последние несколько лет были лучшими в жизни Гэвина.
Рид не смотрел ему в глаза, потому что знал — один взгляд, одна улыбка на любимых губах, и он заберёт заявление, откажется от показаний, чтобы снова обнять своего андроида и поцеловать его настойчивые губы.
— Слабак, какой же ты слабак, — шипел под нос Гэвин, закрыв глаза, пока Найнс отвечал на вопросы прокурора и покорно сознавался во всех своих преступлениях. Сознавался и всё равно клялся в любви, пытаясь достучаться до одного единственного человека, самого важного человека, чьё существование, чьё слово и чьи чувства имели весь. Всё только для него. Лишь бы услышал. Лишь бы понял. Лишь бы поверил.