Подготовка к военным переговорам
25 июля Галифакс пригласил меня к себе и сообщил о достигнутом в Москве соглашении немедленно начать военные переговоры. Я уже знал об этом из телеграммы НКИД, полученной мной накануне, но тем не менее выразил большое удовлетворение по поводу слов министра иностранных дел. Меня, однако, тревожили некоторые сомнения, и я попытался сразу же проверить, насколько они основательны.
— Скажите, лорд Галифакс, — спросил я, — когда, по-вашему, смогут начаться эти переговоры?
Галифакс подумал, посмотрел на потолок, точно что-то соображая, и затем ответил:
— Нам надо дней семь — десять, для того чтобы проделать всю необходимую предварительную работу.
Это значило, что фактически переговоры начнутся едва ли раньше, чем через две недели. Итак, Галифакс не собирался торопиться
— А состав вашей делегации для ведения военных переговоров уже определен? — вновь спросил я.
— Нет, пока еще нет… Мы сделаем это в ближайшие дни, — сказал Галифакс и затем прибавил: —Мы считаем, что наиболее удобным местом для военных переговоров был бы Париж, но, поскольку Советское правительство пожелало вести переговоры в Москве, мы готовы встретиться в Москве.
Я ушел от Галифакса с чувством большой тревоги: старая игра продолжалась, а между тем международная ситуация все больше накалялась. Милитаризация Данцига шла усиленным темпом, и напряженность в польско-германских отношениях становилась почти нестерпимой. 21 июля германское министерство иностранных дел заявило, что Данциг должен быть возвращен Германии «без всяких условий». На это лидер польской армии маршал Рыдз-Смиглы ответил, что, если Германия вздумает решить судьбу Данцига в одностороннем порядке, Польша возьмется за оружие. Около этого же времени английский генерал Айронсайд посетил Варшаву и вел там переговоры с польским генеральным штабом. На Дальнем Востоке развертывались серьезные события китайско-японская война продолжалась уже два года, и конца ей не предвиделось; на Халхин-Голе шли бои между японскими агрессорами и советско-монгольскими войсками; японские империалисты вели бешеную кампанию против Англии в Китае, бомбили ее суда на Янцзы, организовывали враждебные ей демонстрации в китайских городах, угрожали смертью проживающим здесь британским гражданам. Все это вызывало огромную тревогу в Англии, и широкие массы, в частности рабочие, все настойчивее атаковали правительство за его саботаж в ведении тройных переговоров. По всей стране, из конца в конец, неслось громкое требование — «пакт с Советским Союзом немедленно!».
Чемберлену опять приходилось изворачиваться, и 31 июля в парламенте состоялись бурные дебаты по вопросам внешней политики. Лидер либералов Арчибальд Синклер резко критиковал политику Чемберлена и требовал посылки в Москву для завершения переговоров о пакте «человека самого высокого политического ранга». Представитель лейбористов Далтон предлагал поехать в Москву самому Галифаксу или пригласить члена Советского правительства в Лондон. Иден настаивал на срочной отправке в СССР политической миссии, возглавляемой человеком такого ранга, чтобы он мог сноситься непосредственно с Советским правительством. В том же духе выступали и многие другие ораторы.
Отбиваясь от нападок за саботаж переговоров, Чемберлен вздумал опереться на прецеденты прошлого. Он говорил, что переговоры об англо-японском союзе 1903 года продолжались полгода, переговоры об англо-французской Антанте 1904 года шли девять месяцев, переговоры об англо-русской Антанте 1907 года заняли пятнадцать месяцев… Вывод был ясен: нынешние переговоры с СССР идут всего только четыре с половиной месяца, чего же вы от меня хотите?[49]. Трудно представить себе более яркий пример политического тупоумия, чем эти рассуждения британского премьера в обстановке уже почти начавшейся исторической бури.
Несмотря на возмущение широкой английской общественности, Чемберлен продолжал сохранять верность своей генеральной линии. Он все еще не терял надежды столкнуть Германию и СССР. О том ясно говорили все действия британского правительства даже в этот поздний час.
После беседы с Галифаксом 25 июля я сделал попытку повлиять на состав той военной делегации, которую Англия собиралась послать в СССР. Я думал: «Уж если в июне Галифакс не поехал в Москву, так пусть хоть сейчас главным представителем Англии будет какая-либо действительно крупная и активная военная фигура. Это было бы полезно для самих переговоров; это могло бы несколько охладить агрессивный пыл Гитлера; это явилось бы свидетельством серьезного отношения Англии к тройственному пакту, если в настроениях ее правящей верхушки хоть теперь, на самом пороге войны, произошли какие-либо изменения к лучшему».
Я обратился к Артуру Гринвуду, заместителю лидера лейбористской партии в парламенте, с которым у меня были добрые отношения, и просил его неофициально довести до сведения британского правительства, что советская сторона надеется увидеть во главе английской делегации очень видного военного, лучше всего генерала Горта, тогдашнего начальника британского генерального штаба. Мне точно известно, что Гринвуд исполнил мою просьбу. В ответ он получил письмо от Чемберлена (я сам его читал), в котором премьер сообщал, что правительство, к сожалению, не может послать Горта в Москву, так как-де сейчас он слишком нужен в Лондоне, но что вместо Горта делегацию возглавит человек, который будет вызывать необходимый «респект» со стороны Советского правительства.
И что же? 31 июля Чемберлен объявил в парламенте, что кабинет возложил руководство английской военной делегацией на сэра Реджинальда Планкета Эрнле Эрле Дрэкса. Признаюсь, имени его я до того ни разу не слыхал за все семь лет моей предшествующей работы в качестве советского посла в Лондоне. Да и неудивительно: оказалось, что сэр Реджинальд Планкет Дрэкс никакого оперативного отношения к английским вооруженным силам в то время не имел, но зато был близок ко двору и настроен по-чемберленовски. Даже при желании трудно было подыскать кандидатуру, более неподходящую для ведения переговоров с СССР, чем этот престарелый адмирал британского флота. Другие члены делегации (воздушный маршал Бэрнетт и генерал-майор Хейвуд) не возвышались над средним уровнем руководящего состава британских сухопутных сил.
Когда я узнал о составе английской делегации, я мог сделать только один вывод: «Все остается по-старому, саботаж тройственного пакта продолжается».
Французское правительство пошло по пути, проложенному его лондонскими коллегами: главой французской делегации был назначен корпусной генерал Ду — менк, членами — авиационный генерал Валэн и морской капитан Вийом. Здесь также не было ни одного человека, который мог бы с авторитетом говорить от имени всех вооруженных сил своей страны. В первых числах августа французская делегация прибыла в Лондон. Отсюда обе делегации вместе должны были отправиться в Москву. Я решил устроить для них завтрак. Как ни разочарован я был составом делегаций, долг дипломатической вежливости требовал от меня такого жеста. К тому же мне хотелось лично побеседовать с членами делегаций. Завтрак состоялся в зимнем саду посольства. Кроме английской и французской делегаций, присутствовали также наши военные работники (атташе по военным, воздушным и морским делам) и руководители торгпредства. Справа от меня в качестве старшего гостя сидел адмирал Дрэкс, высокий, худощавый, седой англичанин, со спокойными движениями и неторопливой речью. Когда все было съедено и подали кофе, между мной и Драксом произошел следующий разговор: