"Дорогие мои папа и мама! Дорогая дочка Вика! Простите меня за все. Папа и мама, вы хотели из меня сделать достойного члена общества, ученого. Я же прожил ничтожную жизнь, опозорил славные фамилии Остерманов и Воропаевых. Я хочу своей смертью, принимаемой добровольно, искупить свою гнусную жизнь. Папа и мама! Вырастите Вику и сделайте из нее то, что не сумели сделать из меня. Дедушкины драгоценности не пошли на благо семьи, не пошли на благо Отечества, из-за них погибло много людей, их никогда никто не увидит, я уношу их с собой, а картины и рукописи прячу до лучших времен, когда, может быть, люди не будут проливать столько крови из-за денег. Пусть Вика никогда не узнает, кто был ее настоящим отцом, она должна вырасти Воропаевой и смыть с меня, хотя бы частично, пятно позора.
Вика! Дочка моя! Целую тебя, будь честной и порядочной. Не суди меня строго, но не повторяй моих ошибок, когда тебе, уже большой, дедушка и бабушка сочтут нужным рассказать что-то про эту трагическую историю. Без этих сокровищ твоя жизнь будет гораздо спокойнее и достойнее. Твой отец, ваш сын, Кирилл Воропаев." Понятно, — произнес Николаев. Что будем делать? Что делать? Искать! Искать и искать. Воропаев должен быть найден. В любом виде найден… Найден!!! — ворвался в комнату Клементьев. Найден Воропаев! Живой? — встрепенулся Николаев. Нет, — опустил глаза Клементьев. — Выстрел в сердце. Его нашли неподалеку отсюда у обрыва над берегом моря. Где тело? Отнесли в подсобку около гостиницы. Пошли. Там есть что-то любопытное.
Николаев, Гусев и Клементьев почти бегом спустились вниз, вышли из гостиницы, зашли в подсобку. Там на спине лежал Кирилл Воропаев в своем бежевом кашемировом пальто, испачканном весенней грязью. Пальто и пиджак были распахнуты, на белой рубашке с левой стороны расплылось огромное пятно крови. Вот, валялось рядом. — Клементьев подал Николаеву большую старинную шкатулку с инкрустацией, резьбой, украшенную камнями с четырех сторон. Николаев открыл ее — внутри она была обита бархатом. Там были сокровища Остермана, — прошептал Николаев. Покидал, небось, все в море…. — глядя в сторону, пробурчал Клементьев. — Отдал бы лучше в детский дом какой-нибудь… Он не имел права отдавать их в детский дом, возразил Гусев. — Прямая наследница его мать. Так что если бы он так сделал, последовало бы продолжение. А так никому… Из чего был сделан выстрел? Вот из этого Макарова. В руке был.
Опросили портье, горничных в холле. Все единодушно сообщили, что видели Кирилла Воропаева, выходящего из гостиницы в районе одиннадцати. Его хорошо запомнили, потому что он уже стал чем-то вроде местной знаменитости. Все знали, что он только что потерял жену. Он был спокоен, элегантен и очень бледен. «Такая романтическая история…Наши дамы глядели на него со слезами на глазах», — добавил импозантный толстощекий портье. А вы не заметили, было ли у него что-нибудь в руках? Вроде бы нет, но спросите лучше у швейцара. Швейцар был не из бывших, с бакенбардами и в фуражке. Он был из нынешних, бритый, крутой, деловой. Вышел в двадцать три ноль семь, — четко доложил швейцар, поднимая вверх руку и показывая часы «Сейко». — И в руках у него ничего не было. Даю гарантию, привык все подмечать. Странно, однако, — пожал плечами Клементьев. Где же он мог прятать шкатулку? — удивлялся Гусев. — Что же он, привез ее с собой из Москвы и таскал в кейсе, а потом успел припрятать куданибудь? Она бы никак не влезла и в кейс, — мрачно констатировал Николаев. Очень странно, — сказал Клементьев. — Встретился с кем-то, получил шкатулку и тут же застрелился? Застрелился ли? — глядя в сторону тихо спросил сам себя Николаев.
Экспертиза, проведенная на следующий день, дала совершенно четкий ответ. Кирилл Воропаев был убит выстрелом из пистолета Макарова примерно с расстояния метра. Смерть наступила около двенадцати ночи.
Но самое интересное было найдено на месте убийства. Утром на этом месте был обнаружен небольшой портфель, в котором лежали парик с черными волосами, накладные усы и борода и загранпаспорт на имя Владимирова Олега Ивановича с фотографией Кирилла с черными волосами, усами и бородой. Как обнаружили тело Воропаева? — спросил Николаев. Один из сотрудников, искавших ночью Кирилла, услышал вдалеке пистолетный выстрел. Он поспешил в ту сторону, но ночь… кусты, грязь, он плутал около часа. Когда он отходил от дороги мимо него на большой скорости пронеслись две автомашины «Жигули» светлого и темного цвета. Номера на обоих были замазаны грязью. Пистолетный выстрел? — удивился Николаев. — Макаров-то с глушителем… И зачем самоубийце глушитель, это я еще ночью в толк взять не мог? Да, спешили ребятки, спешили… Коечто явно не доглядели. Нет, не собирался стреляться Кирилл Владиславович, а собирался он скрыться с драгоценностями или, что вероятнее, с наличными деньгами и банковским счетом за кордон. И все бы у них сошлось, если бы не этот портфель, который они впопыхах забыли. А забыли они его потому что был сделан еще один выстрел. А стрелял-то очень возможно сам Кирилл. В своего противника. Ох, совершенно другим был человеком этот Воропаев, чем тем, каким хотел казаться… Экспертиза все равно доказала бы, что это не самоубийство, — заметил Гусев. А это ерунда, мы могли бы подумать, что его убили, когда он драгоценности бросал либо хотел бросать в море, ну, выследили и убили. Вполне реальная версия. А вот портфельчик всю картину портит. И звук выстрела. Значит, драгоценности не на дне моря? спросил Гусев сам себя. Да, разумеется, нет. У него с кем-то была назначена встреча. Там ему должны были передать деньги, загранпаспорт, камуфляж. Но он заподозрил неладное и выстрелил. Но…те оказались проворнее. Дальше по плану. Шкатулку бросили рядом, а портфель, содержимое которого свидетельствует о том, что он не собирался кончать с собой и выкидывать в море сокровища, впопыхах забыли. Вот и ответ на все вопросы. Кроме одного, — мрачно заметил совершенно сонный Клементьев. — Кто это сделал? И еще одного — где теперь эти драгоценности?
Вскоре пришло сообщение, что на обочине дороги километрах в семи от места убийства Воропаева обнаружены «Жигули» темно-синего цвета. На сидении пятна крови. «Жигуленок» был угнан неделю назад из Краснодарского края. Перед этой машиной эксперты обнаружили следы протекторов другой машины. Вот они, два «Жигуленка», — сказал Николаев. — А в этой машине сидел за рулем раненый.Причем, раненый Кириллом. Полагаю, этот господин уже кормит рыб в Черном море…
День опять предстоял веселенький. Учитывая новые обстоятельства, Николаев и Гусев решили остаться в Ялте. Надо было отправлять в Москву Веру Георгиевну и транспортировать тела. А завтра было восьмое марта. Да, настроение никак не праздничное, — буркнул Клементьев. Тебе-то что, ты дома, — отвечал Николаев. А мне опять выговор по женской части. Ни цветов, ни гостинцев… А, может быть, завтра полетим, успеем здесь разобраться с делами? Нет, вряд ли, ответил он сам себе.
Они поехали в гостиницу. Николаев поднялся в номер Веры Георгиевны. Как вы? — глядя в пол, спросил Николаев. Она стояла перед ним в черном джемпере и длинной старомодной юбке бледная как полотно. Как? — попыталась улыбнуться она. — Сна не было, были кошмары. Знаете, закрываю глаза и лечу куда-то, в какую-то пропасть. И всюду Лена, всюду она…Калейдоскоп… Как в фильмах ужасов, превращение, она на моих глазах из ребенка превращается сначала во взрослую женщину, а потом… в то, что мы вчера видели.. Все. Хватит, Она встряхнула гладко причесанной головой. Когда мы летим? Вы летите сегодня в пятнадцать двадцать.
А нам с Константином Ивановичем придется задержаться здесь. А как с… Ну… Будут транспортированы этим же самолетом. Там вам помогут. Только вот Кирилл не сможет помочь вам в похоронах Лены. Что? Отказывается? Нервная система не выдерживает у этого хлюпика? Наверное, уже лег в какую-нибудь правительственную лечебницу или санаторий от четвертого управления? Да нет, Вера Георгиевна…. — замялся Николаев. — Дело в том, что его ночью убили. У б и л и?! Кирилла убили? Да. Его нашли часа в два ночи на берегу моря. Убит выстрелом из пистолета. Интересные дела, — задумалась Вера Георгиевна. — Вот это уже я никак не могу объяснить. Да и я вам пока ничего не могу объяснить. И права на это не имею. Да я и не спрашиваю… Просто размышляю вслух… Вообще, Павел Николаевич, мне ночью стали приходить в голову странные мысли — а не организовал ли Кирилл убийство Лены и Андрея? Узнал как-то, что они в Ялте, а меня расспрашивал для виду. Для алиби, так сказать… Но если он организовал это зверское убийство, из мести, из злобы, то кто же убил его? Кто-то отомстил за них? А, может быть, он сам себя? Совесть замучила, ну бывает же… Нет, не сам себя, — ответил Николаев. И я его не убивала! А вообще-то, честно скажу, была бы уверена, что это он — точно убила бы, без зазрения совести! И всю жизнь потом этим гордилась! — Вера Георгиевна даже слегка покраснела от ярости. — Но я убийцу своей дочери не стала бы убивать из пистолета, я бы на куски его разрезала. Успокойтесь, Вера Георгиевна. Пойдемте, позавтракаем, а потом вам надо собираться. А я организую транспортировку тел. Повезут всех троих? Нет, тело Кирилла пока останется здесь. Нужен тщательный осмотр, его отвезут завтра. Подарок будет матери к восьмому марта, задумчиво произнесла Вера Георгиевна. — Ох, как жалко-то ее…Единственный сын… Я не люблю ее, но как жалко… И родителей Андрея жалко, я их совсем мало знаю, они такие простые, радушные, мы сидели как-то у них в Солнцево. Пельмени, водка, сало с чесноком…Как давно это было… А Андрей и Лена были совсем детьми…И вот… Вся их жизнь вместилась в двадцать четыре и двадцать семь лет. И Кирилл не дожил до тридцати… Какой все это кошмар…