– Думаю, есть человек с десяток, да на той стороне полсотни рыщут, чуть что, сейчас на подмогу подойдут!
– Трудно будет захватить, а? Как ты думаешь?
– Да, не легкое дело. Главная беда – хитры они, проклятые, очень. Я план-то их хорошо знаю; сначала курды завяжут для отвода глаз перестрелку в каком-либо конце, солдаты бросятся на выстрелы, а Муртуз-ага тем временем в суматохе-то этой самой где-нибудь и проскочит через границу!
– Как же нам быть?
– А вот для этого самого я и приказал собраться десяти объездчикам; разделим их на две партии, одни пусть с вашим благородием идут, человек пять, а с другими пятью я поеду. Как начнется стрельба на границе, так мы сейчас в сторону от нее вправо и влево и поедем. Может быть, Бог даст, наткнемся где на самого Муртуза!
– На выстрелы, стало быть, по-твоему, ехать не стоит?
– Так точно, не стоит, ваше благородие; они беспременно в другом месте проскользнуть норовят!
– Ну, ладно, посмотрим, что-то Бог даст! Пора выезжать, прикажи людям садиться!
– Слушаюсь!
Терлецкий повернулся и вышел. Увидя вахмистра, солдаты притихли и начали торопливо подравниваться.
– Садись, – вполголоса скомандовал Терлецкий. –
Убий-Собака, Мозговитов, Слесаренко, Злодийцев, поедете со мной, остальные с его благородием. Ну, с Богом!
Через несколько минут две кучки всадников, одна вслед за другой, осторожно выехали из ворот поста.
– Ну, ты поезжай вправо к своему посту, – сказал
Воинов, – а я возьму в Шах-Абаду; я думаю, он скорей туда сунется!
Обе партии, соблюдая полную тишину, разъехались в противоположные стороны и скоро исчезли из глаз друг друга, потонув в окружающем мраке.
Около часа ехал Терлецкий вдоль камышей, густой стеной окаймлявших берег реки. Время от времени он останавливался и чутко прислушивался к мертвой тишине пустыни, но пустыня была нема. Только изредка с налетавшими иногда порывами ветра доносилась откуда-то издалека едва уловимая для уха брехня собак на соседнем посту. По мере того как всадники подвигались вперед, брехня эта становилась все слышнее.
– Эк заливаются, проклятые! – проворчал вахмистр.
– Это они нас чуют, господин вахмистр! – почтительно прошептал подле него голос ефрейтора Убий-Собаки.
– А может, где в камышах курды притаились?
– И то может! – согласился ефрейтор.
Они двинулись дальше. Вдруг в нескольких шагах впереди по земле прокатилось что-то темное.. В то же мгновение из-под самых ног вахмисгровой лошади вынырнула из мрака огромная косматая белая овчарка и с громким, хриплым лаем принялась прыгать перед мордой коня, стараясь вцепиться в нее зубами.
– Цыц, ты, дьявол! – закричал на нее вахмистр. – Уймись, проклятая!
– Белка, Белка! – ласково позвал собаку ефрейтор. – Что ты, глупая, аль своих не признала?
Услыхав знакомый голос, овчарка сразу затихла, замахала хвостом и принялась кружиться вокруг лошадей, слегка взвизгивая, как бы желая этим сказать: «Простите, господа, дело ночное, к тому же и место разбойное, немудрено ошибиться».
– Послушай, Убий-Собака, – обратился вахмистр к ефрейтору, – постой-ка ты тут малость с людьми у камышей, а я на пост съезжу, надо взять кое-что. Да смотрите, избави Бог, не курите, а то теперь в такую темень огонь и невесть Бог откуда виден!
– Слушаюсь, не извольте беспокоиться, сами понимаем! – поспешил успокоить его Убий-Собака.
– Ну, то-то, я живо обернусь!
Сказав это, вахмистр ударил лошадь плетью и помчался в карьер к посту, который хотя за темнотой и не был виден, но находился не дальше как в полуверсте.
Урюк-Дагский отряд, протянувшийся без малого на 20 верст, состоял из 4 постов, удаленных на расстояние 3-7 верст друг от друга. На крайнем, Урюк-Даге, жил Воинов; на среднем – Тимучине, помещался вахмистр; два же остальных управлялись унтер-офицерами. Впрочем, не проходило дня, чтобы кто-нибудь из двоих, или вахмистр, или командир отряда, не посещали эти посты.
– Ишь, погнал! – произнес Убий-Собака, глядя вслед ускакавшему вахмистру.
– Это он к жене попер, – отозвался из темноты один из объездчиков, – дюже ен ее жалеет!
– А к тому же ребеночек еще, – добавил другой объездчик, – и по ем тоже сердце-то мрет!
– Известное дело! – согласился Убий-Собака. – Только бы не застрял там, вертался бы скореича!
– Ну, ен не застрянет. Не таковский!
Квартира вахмистра на посту Тимучин состояла из двух небольших комнат и крохотной кухни. Первая служила
Терлецкому его рабочей комнатой. Там стоял стол, на котором, кроме чернильницы, лежала пачка бумаги, коробка перьев, карандаши и прочие принадлежности для писанья; подле стола на стене в углу висела самодельная этажерочка, с колонками из размотанных катушек и с установленными на ней по порядку уставами и пособиями; далее, деревянная вешалка и несколько выкрашенных в темную краску табуретов. У противоположной стены помещалась запасная железная кровать под серым солдатским одеялом и с подушками, твердыми, как камень. Кровать эта служила на случай, если бы кто-нибудь из начальства, запозднившись на границе, пожелал переночевать на посту. Сюда же, в эту комнату, являлись по зову вахмистра солдаты поста, до которых он имел какое-нибудь дело, ибо в другую комнату, служившую вахмистру спальней, он не любил никого пускать. Там он жил своей интимной жизнью.