— Ты как двенадцатилетний пацан. — Турецкий схватил приятеля за рукав. — Как первый раз в жизни увидел «Плейбой», теперь за уши не оторвешь.
— Да погоди, — брыкался Грязнов, — я же только вчера такую в журнале «Автопилот»…
Турецкого еще на подходе при появлении первых признаков коммерческого перерождения злосчастного ПЯ № 768 охватило нехорошее предчувствие. Они с Грязновым долго толкались по пустым и набитым посетителями коридорам в поисках администратора. Наконец Грязнов, которому, очевидно, не терпелось поскорее вернуться в вестибюль к дорогим его сердцу «опелям», беззастенчиво извлек из женского туалета бабку-уборщицу. У бабки за спиной был закреплен огромный ранцевый пылесос, одной рукой она вытравливала шнур, тянувшийся через весь коридор, другой управлялась со шлангом. Смахивала она на немца-захватчика с огнеметом из кинохроники времен войны. Не выключая агрегата, бабулька стала путано объяснять, как отыскать коменданта, но Турецкий, окончательно потерявший терпение, сунул ей под нос красную книжечку и грозно произнес:
— Ведите нас к своему треклятому коменданту. Немедленно.
— Так бы и сказали сразу. — Бабка шарахнулась от удостоверения, как черт от ладана, но не выключая пылесос. — Я не уборщица, я ничего не знаю, только убираю здесь… Я эта… помощница уборщицы. — Она устремилась вперед, рассекая группу каких-то солидных мужей, засасывая на ходу окурки.
У двери без надписи она почтительно остановилась. За дверью сидела дама и делала себе сложный маникюр. Ногти у нее были покрыты зеленым лаком. Она рисовала на них тонкой кисточкой белые ромашки, а еще более тоненькой — желтые серединки. На вошедших она глаз не подняла.
— Вы комендант? — поинтересовался Турецкий, потоптавшись на месте несколько секунд, тщетно ожидая, что его заметят.
— Я уборщица, — обиженно ответила дама спустя полминуты. — Вы по какому вопросу?
На Турецкого с Грязновым она так и не посмотрела. Удостоверение на нее тоже не подействовало. Турецкий готов уже был вспылить, но, к счастью, художественные работы подошли к концу.
— Средняя лестница, первый этаж, комната сто двадцать семь, — процедила она надменно, при этом энергично взмахивая кистями.
— Спасибо преогромное, — не удержался Грязнов, — в своем рапорте Президенту мы отметим вашу неоценимую помощь. — И тут же набросился на Турецкого: — На кой ты меня с собой притащил?!
— Стучите долго, — получили они напоследок еще одно ЦУ.
Комендант, естественно, отставник, располагался в полуподвальном помещении и был с утра изрядно пьян, а возможно, не протрезвел с вечера или с прошлого месяца. При появлении посетителей он спрятал бутылку в ящик, а недопитый стакан оставил на столе. Грязнова с Турецким он, разумеется, не стеснялся, просто не хотел делиться. Удостоверения рассмотрел без всякого уважения.
— Ммм… — Звук, видимо, означал вопрос.
Грязнов тряхнул его за плечи:
— Где ПЯ № 768? Закрыт? Переехал? Ты работал здесь раньше?
— А тебе на кой хрен? — Алкаш стряхнул руку Грязнова. — Ты что, шпион? И вообще, ручонки свои попридержи: перед тобой цельный полковник сидит.
— Ты у меня, цельный полковник, сейчас в кутузку отправишься на параше сидеть.
Грязнов обменялся с комендантом еще парой матерных фраз, и Турецкий, видя дурное настроение друга, уже прикидывал, как будет их разнимать. Но комендант в последний момент опомнился, встал из-за стола, практически ровно сходил в умывальник и вернулся совсем другим человеком. Он еще раз, теперь уже осмысленно, заглянул в их удостоверения и произнес как ни в чем не бывало:
— Два года назад сняли режим секретности. А в прошлом году совсем закрыли, но весь народ еще раньше разбежался.
— Вы знаете этого человека? — Турецкий достал фотографию Невзорова.
Комендант надел очки, долго смотрел на снимок, потом, ни слова не говоря, подошел к шкафу, надел фуражку и в третий раз попросил служебные удостоверения. Он изучил, буквально обнюхал в них каждую букву, затем вернулся к снимку и в итоге произнес:
— Не помню.
Турецкий уже привычным движением схватил Грязнова за рукав.
— Идите за мной.
Комендант провел их в бомбоубежище, долго возился с кодовым замком. Дверь весила не меньше тонны, они с трудом открыли ее втроем. В исполинском сейфе с надписью «Аптечка», закрытом на три замка, хранились отсыревшие бумаги.
— Два года назад зимой отключили свет за неуплату, — сказал комендант, — котельную тоже остановили, но воду не слили. Ночью в отделе кадров прорвало стояк, все затопило. Что смогли спасти в темноте — вывезли. Остальные бумаги засветло собрали, но архив их не принял. Уже подписали документ, что передано все, до последнего листика. Так и лежат с тех пор.