Турецкий решительно обратился к зеркалу. Вид у него был глупее не придумаешь. Всклокоченный, со съехавшим набок галстуком, размазанной по щекам и воротнику пиджака губной помадой и очень эффектным бюстгальтером, зацепившимся за ботинок. Он тщательно стер платком помаду с лица и выбросил платок в урну — не дай бог Ирина увидит. Бюстгальтер отправился следом. Но все еще похохатывающая незнакомка извлекла его обратно и повесила на рекламный щит.
— Анастасия, Александр. Александр, Анастасия, — представила их Качалова, утирая слезы.
— А меня вы могли бы так поносить? — справилась девушка.
— Прошу прощения, мадемуазель, я слишком стар.
— Я вот разболтаю про вас Фроловскому, — обиделась она.
— Мы, Настя, с Александром родственники, так что твой шантаж не будет иметь успеха.
— Дядя из Бердичева?
— Александр — муж троюродной сестры моего мужа.
— Круто! Я тут тоже недавно завела себе виртуального братишку.
— Настя у нас компьютерный гений, — пояснила Качалова.
— Хакер? — вежливо поинтересовался Турецкий, демонстрируя свои недюжинные познания в области информационных технологий.
— Крэкер, — ответила Настя и, видя, что ее не поняли, пояснила: — Специализируюсь конкретно на взломе, крэкаю, понимаете? Злобных вирусов не пишу. Принципиально.
— То есть добрый хакер?
— Ага. Ночью пьем, едим? — с подкупающей непосредственностью поинтересовалась Анастасия.
— Нет, Настя, боюсь, Александр на службе, а у меня дикая мигрень.
— О'кей, ариведерче! — Анастасия исполнила глубокий книксен и скрылась в зале, где все еще дрались, только теперь уже с участием ОМОНа.
— Кто она?
— Анастасия Родичева, дочь того самого Родичева, который владелец «Сибирских огней». Воплощение независимости, детской непосредственности, вульгарности и экзальтированности одновременно. Как я уже говорила, компьютерный гений. И еще, ее бой-френд — настоящий генерал, представляете?
— И что вас связывает?
— Я ее иногда одеваю.
— В смысле?
— Я же модельер, Александр.
— Да-да, конечно. И то, что на ней… тоже вы?
— У меня много конкурентов.
— Может быть, правда пойдем куда-нибудь, поужинаем?
— Не смею отказать моему спасителю, но, право, я не голодна, пойдемте лучше погуляем.
— А ваш конвоир?
— Прикажете катить его впереди себя, пока он не очухается?
Гуляли они молча. Вера задумалась о чем-то своем, а Турецкий тоже не знал, с чего начать. Первым, что пришло ему в голову, была тайна бабушкиного подарка самой себе.
— Знаете, что нас объединяет? — спросил вдруг Турецкий.
— Объединяет? — рассеянно переспросила Качалова.
— Да, мы ведь оба стали отщепенцами на празднике жизни, который устроила себе Элеонора Львовна…
— А, подарок? — Вера снова сложилась пополам от хохота, задумчивости как не бывало. — Так вы не в курсе?
— Нет, — обиженно ответил Турецкий: выходит, отщепенцем был только он один, Фроловский жене проболтался, а Ирина ему так ничего и не рассказала.
— О, это что-то, — не переставая смеяться воскликнула Качалова. — Даже я бы сказала — нечто! Это даже веселее, чем история моей жизни.
— Расскажете?
— Я подумаю.
Додумать Вера не успела, потому что буквально в следующее мгновение на них плотной стеной обрушился ливень. Качалова, щадя тощий кошелек Турецкого, увлечь себя в ресторан не позволила, правда, такси, на котором Турецкий отвез ее домой, тоже потянуло на значительную часть его зарплаты, но он посчитал данное капиталовложение весьма выгодным. Тайны бабушкиного подарка он так и не узнал, но зато успел выяснить, что Вера не совсем счастлива в браке, что она предпочитает мужчин как раз его типа, то есть тех, кому не чужды простые радости жизни, что связь столь дальних родственников она не считает кровосмешением и вполне допускает, что Фроловский всецело поглощен работой, долгими унылыми вечерами она одинока и покинута и что в принципе у него есть хорошие шансы для хорошего флирта.
7
— Как ты думаешь, Толян, сколько таких кружек пива мы теперь сможем купить? — спрашивал худой толстого, в сотый раз проверяя ботинком, на месте ли рюкзак.