Впрочем, об этом я узнал позднее, когда в ЦК стало официально известно, что Генеральный секретарь находится в больнице. В этот период активизировался Гришин, почти открыто начавший претендовать на ведущую роль в Политбюро. Знали мы и о том, что кое-кто предпринимает попытки встретиться с Генсеком в больнице, однако было известно, что врачи возражают против этого. Да и сам Черненко не хотел никого принимать.
Впрочем, здесь я пишу лишь о фактах, известных лично мне. Я не вправе исключить, что кто-то из членов Политбюро побывал в больнице у Черненко и имел с ним беседу. Повторяю: я не исключаю, но мне об этом ничего не известно.
Зато я в подробностях могу поведать о том, в чем принимал участие лично. И в этой связи вспоминаю, что однажды мне позвонил Михаил Сергеевич. Кратко, но многозначительно сказал:
— Егор, нам с тобой надо съездить к Константину Устиновичу в больницу. Я договорился. Поедем в шесть часов…
* * *Но прежде чем в деталях рассказать о той необычайно важной поездке к тяжелобольному Черненко, поездке в тот же больничный коттедж, где я в последний раз беседовал с Андроповым, — а возможно, в соседний, они неотличимы, да и какая в конце концов разница, — хочу напомнить о некоторых других событиях той памятной зимы.
Зима 1984/85 года стояла необычайно суровая, со снежными заносами, которые в иных регионах достигали высоты двух-трех метров. Из-за сильных холодов и обильных снегопадов возникли большие трудности в промышленности, а особенно на транспорте. Не будет преувеличением сказать, что народное хозяйство оказалось на грани паралича. Хорошо помню обстановку тех месяцев: 54 крупные теплоэлектроцентрали, составлявшие наш главный энергетический потенциал, могли в любой день погасить котлы, на некоторых ТЭЦ загрузка углем шла буквально с колес. На магистралях стояли сотни брошенных поездов. Двадцать две тысячи вагонов замерзли на подъездных путях — разгрузить их не представлялось возможным из-за намертво смерзшегося груза. В правительстве готовили страховочный вариант на случай катастрофы: предполагалось остановить, вывести из эксплуатации сотни крупнейших предприятий, потреблявших газ и мазут, чтобы обеспечить теплом и светом жилые кварталы, не допустить замерзания квартир.
Ситуация складывалась критическая, по существу речь шла о крупном стихийном бедствии, охватившем не какой-то один регион, а почти три четверти территории страны.
Политбюро ЦК КПСС и правительство принимали поистине отчаянные меры, чтобы не допустить развала энергетической системы страны, предотвратить катастрофу. При этом главная задача определилась весьма четко: прежде всего необходимо было обеспечить бесперебойную работу железных дорог.
Члену Политбюро, зампреду Совмина СССР Г.А. Алиеву и кандидату в члены ПБ, секретарю ЦК В.И. Долгих было поручено специально заниматься проблемами, которые каждодневно ставила перед народным хозяйством необычно суровая зима. Речь шла о создании оперативного штаба, в задачу которого входила координация мер по предотвращению хозяйственного паралича и остановки железных дорог. Решением Политбюро мне было поручено возглавить эту оперативную группу.
В то время я был секретарем ЦК, то есть формально числился рангом ниже членов и кандидатов в члены Политбюро. Однако на таком поручении настоял Председатель Совета Министров СССР H.A. Тихонов.
Николай Александрович Тихонов — личность своеобразная. Человек высокой личной культуры, он держался независимо, умел отстаивать свое мнение. Он хорошо знал сферу производства, но редко в последние годы выезжал на места.
Кроме того, самостоятельность мышления нередко переходила у Тихонова, я бы сказал, в самоцель, порой он ставил свою точку зрения выше коллективного мнения, не воспринимая разумные аргументы, — возможно, в этом проявлялся преклонный возраст. Да и в перспективу Тихонов уже не заглядывал, ограничиваясь в основном текущими делами. Общаясь с Николаем Александровичем, я частенько думал: сбросить бы ему годков эдак двадцать, был бы он хорошим Председателем Совмина. Но он пересидел свой лучший возраст в замах.
Кстати говоря, в 1989 году Тихонов прислал Горбачеву письмо, в котором вспоминал о своей позиции, занятой на заседании Политбюро в 1984 году, когда Черненко поставил вопрос о том, чтобы поручить ведение Секретариата ЦК Горбачеву. Тихонов писал, что под влиянием новых обстоятельств переосмыслил свою прежнюю точку зрения и считает, что был не прав…
Суровой зимой 1984/85 года Политбюро заслушивало наши сообщения о складывающейся на транспорте и в промышленности обстановке почти каждую неделю. И, помню, однажды Тихонов воскликнул: