Покончив таким образом с религией, он выбросил из головы и этот эпизод своей минутной слабости. А пастор после его ухода целую неделю не мог успокоиться, снова и снова возвращаясь мыслями к тому странному разговору. Он и хотел бы как-то успокоить мятущуюся душу обреченного собеседника, но так и не подобрал нужных слов. Пастор не впервые встречал человека, в чьем сердце не было места для веры, но впервые столкнулся с тем, что не смог заронить даже сомнений в ее неприятии. И это мучило его. Спустя какое-то время он был готов повторить свою попытку, но мужчина больше не появился.
За время, прошедшее с того июльского дня, когда он узнал о том, что обречен, он прошел через неверие, сопротивление, ярость и жалость к себе. И ему удалось со всем этим справиться, но избавиться от усиливающихся приступов боли и утомительной бессонницы одним лишь усилием воли не удавалось. Теперь, по ночам, на него наваливалось то, последнее, с чем ему пришлось столкнуться. Холодные руки отчаяния сжимали горло, не давая нормально дышать, и он вскакивал в холодном поту и хватался за любое бессмысленное занятие, лишь бы отвлечься.
В одну из таких ночей, измученный, он задремал в кресле у приоткрытого окна (ему теперь все время не хватало воздуха). И в этой полудреме услышал мягкий, такой уверенный и полный сочувствия голос, что слезы покатились из-под опущенных ресниц. Голос был лишен образа. Тот, кто говорил с ним, понимал саму суть его терзаний, горечь запоздалого раскаяния, одиночество, нерастраченную любовь, жалость, ужас перед бессмысленным ожиданием конца...
Он проснулся с готовым решением в голове. Неожиданно свежий и бодрый. Отступила даже боль – он теперь был слишком занят приготовлениями к самому значительному дню в своей жизни.
Октябрь, суббота, 10 часов, 35 минут.
Он с удовольствием доел теплый рогалик и не спеша пил ароматный кофе. Его последний и единственный друг – Вальтер Р99, облегченный, с двенадцатью оставшимися в магазине патронами, тихонько ждал своего часа в дорогом кейсе. Он опустил на кейс руку и ощутил прилив гордости и необычайной правильности происходящего.
Ни одна машина не двигалась из городка в сторону опустевшего кемпинга. И он хорошо знал, почему.
Октябрь, суббота, 3 часа 12 минут.
Дом, с которого он начал, принадлежал местному полицейскому. Первые четыре пули достались самому полицейскому и его семье – просто в знак уважения к профессии. Всех остальных, глубоко симпатичных ему жителей городка, он избавил от ожидания смерти, доставляя ее прямо на дом, в теплые постели, посредством банального, но безотказного тяжелого топора. Соседского пса он убивать не собирался, но тот странно, придушенно завыл, трясясь от ужаса, с поджатым хвостом и все же – перегородив ему дорогу наверх, к спальням. Пришлось убить и собаку.
Его могло бы удивить, что никто из жителей городка не проснулся, не поднял тревогу. Или то, что все удары его смертоносного орудия оказались неожиданно точны, хотя он впервые взял топор в руки только на прошлой неделе, в магазине. Однако все происходившее странным образом не захватывало его сознания, словно чья-то могучая сила направляла его руку и не позволяла усомниться в правильности содеянного.
Он пришел в себя, стоя под потоками теплой воды в собственной душевой, с недоумением глядя, как корытце заполняется стекающими с него потоками красной жидкости.. Но слив мгновенно справился со своей задачей, и спустя некоторое время, он, посвежевший, чисто выбритый и переодетый, сел за руль своего дорогого седана.
В ресторанчике "У озера" все должно было закончиться.
Октябрь, суббота, 10 часов 50 минут.
Он завершил свой завтрак, достал пистолет и прошел в кухню. Коротышку- повара, стоявшего к нему спиной, выстрел бросил прямо на плиту, где сразу же отвратительно зашкворчало. Сковорода выпала из маленькой крепкой руки и зазвенела по полу, разбрызгивая масло. Молоденькая официантка застыла, выкатив глаза и некрасиво раззявив рот, из которого, впрочем, не донеслось ни единого звука. Выражение ужаса мигом стерло всю миловидность с её лица и он, не целясь, выпустил в него пулю. От плиты несло вонью горелой плоти. Он поморщился и вышел, плотно закрыв за собой дверь.