На кухне курили и шептались те, кто еще раньше сбежал от плясок и воплей: хозяин квартиры — интеллигентный мужчина с холеной рыжей бородкой, преподаватель чего-то запредельно технического и две женщины — экономика и социальная педагогика. И Валерка еще приплелся.
— Он неплохой, Женька. Сводный брат жены. Где-то в горячей точке служил, — оправдывался холеный. — Когда трезвый — нормальный мужик. А стоит пробку понюхать — и улетает в астрал…
— А где именно он служил? — спросил я, будто это что-то значило.
— Не знаю, — сознался холеный. — В горячей точке. Мало ли их в России было?..
Из гостиной донесся долгий бабий вопль. А потом битые дребезги посуды.
— Это он за скатерть потянул, — проницательно сказала социальная педагогика.
Холеный махнул рукой, обратился ко мне: — Я листал один ваш роман, и вы знаете…
В этот момент Женька добрался до кухни. Он оглядел собрание и выбрал меня. Подошел, выкатил мутные как самогон белки глаз.
— Басков-Хуясков!!!
Пронзительный дикий голос вдребезги разнес уши и мозг.
Я сказал: — Ты заебал орать.
Он удивился. Оторопел и попятился. Оглянулся — призывая всех в свидетели. Да неужели? Произнес: — Ого!
Ухмыльнулся и аккуратно, как яичко снес, срыгнул свое «Женя» — исполнил коронный номер.
Была такая передача «От всей души». Примерно так же я его ударил. От всего сердца. По маленькому детскому рылу. Может и не было чести в том, чтобы бить пьяную паскуду, но удовольствия — вот его было с избытком.
Взвизгнули экономика с педагогикой. Вздернулся, как паяц на нитках, взвыл Валерка: — Миха, ну, зачем так!..
Женька упал весь — даже шлепки его упали. На полу он раззявлено пообещал: — Вот я только встану и тебе пиздец. Железно. Только встану!..
Холеный кинулся водружать падшего родственника.
Женька поднялся, чуть постоял, пока не устаканился, а потом хищно цапнул со стола кухонный нож. И выронил.
Я снова ударил. И не давая подняться, поволок в коридор.
Из гостиной на шум уже торопилась прозорливая Женькина супруга — на нежной ее щеке алела недавняя мужнина плюха. Увидев, заголосила: — У-ой! У-ой!
Женька орал на все лады «тебепиздец». То коротко рявкал, то долго, как ораторию, тянул. За нами бежал, стонал и подпрыгивал Валерка: — Миха, Миха!…
Я вязал Женьку собачьим поводком — приметил в коридоре у двери, такой метра на два брезентовый ремень. Вязал на совесть, по рукам и ногам, затягивал узлы потуже. Валерка ужасался мне, но добросовестно помогал.
Вся гостиная столпилась в коридоре.
Женька, пока публика собиралась, грозно сопел. А затем принялся изображать контуженного. Изгибался телом, вздувался как жила на лбу, рвал путы, кричал: — Огонь! — и гнал в атаку «второй взвод».
Все эта эстрада вызывала сочувственные охи: — Да развяжите же его! Как можно?!
Меня Женька называл комбатом. Орал: — Комбат! Обходят, комбат!..
Потом он просто ревел. На одной ноте, как тоскующий дурак.
— Ему больно, вы ему что-то передавили! — плакала Женькина битая супруга, а ей вторили остальные женщины, те самые, которых он полчаса назад ломал пополам в танго.
Я отвесил Женьке подзатыльник, сказал: — Заткнись.
И он сразу заткнулся. Взгляд его стал хитрый, потом жалостливый. «Комбата» он заменил на «друга».
— Друг! Ты же мне друг? Ты мне прямо скажи — друг ты мне или не друг?
— Я тебе не друг, — отвечал я.
Он озадаченно поморгал и вдруг просиял: — Тогда давай дружить! Давай? Ты мне друг? — Тебя как зовут?..
Он выглядел присмиревшим и почти трезвым.
— Надо милицию вызывать, — шептались за моей спиной. — Он его искалечит.
Я слышал голос Валерки — стыдился меня, оправдывался, извинялся, что привел в дом к людям изверга.
— Вы знаете, действительно хватит, — хмуро вмешался розовый Петя. — Что вы себе позволяете?! Это все-таки человек, а не животное. Развяжите его немедленно!
Я оглянулся — они всей гостиной, всем застольем своим осуждали меня.
Я был не просто плохим — я был отверженным. Тем, кто нарушил все мыслимые человеческие табу. Поднял руку на пьяного. Которого, как и всю Россию — умом не понять и аршином не измерить…
Но раньше? Разве раньше бывало иначе? Пьяный всегда был сродни блаженному, юродивому — божьему человеку.
Вот событие из далекой юности… Подруга наша Светка утешает чьи-то трясущиеся плечи. Валерка, кстати, там тоже присутствовал, на празднике. А суть в том, что одна девица изменила своему без пяти минут жениху. На балконе.