Девять тридцать утра. Бродят несколько ранних туристов.
В нерешительности она вернулась внутрь крошечного магазинчика. Брошки, кружки, зеркальца, кольца, резные деревянные крокодилы, клетки для птиц викторианской эпохи, бисерные бусы, колокольчики, керамические горшки ручной работы, русские иконы – блестящие, разноцветные безделушки, рассчитанные на состоятельных туристов. В магазине пахло благовониями из янтарных кадильниц.
Она бросила ключи на прилавок красного дерева, взяла телефонную трубку и набрала номер.
– Дежурный редактор журнала «Фам», чем могу помочь? – ответил голос.
– Это Надя, – сказала она.
– А, Надя, привет. Все в порядке, в офисе сейчас ни души. – В голосе Шеннон Гаррет все еще слышалась какая-то непривычная нотка. – Я как раз собиралась позвонить тебе. Я все думаю: неужели это произошло? Но это произошло. Мне просто не верится, что это произошло!
Надя подождала, пока младшая подруга закончит свои излияния.
– Я хотела спросить тебя… – Надя сделала паузу. Какой-то очень уж разодетый мужчина проходил мимо витрины ее магазина, задержался взглядом на нэцке за стеклом и пошел дальше. – Шеннон… я, наверное, не смогу сделать это!
– Это почему же?
– Когда ты говоришь, получается все так гладко. Но, милая моя, любовник – это все же что-то. Ты же знаешь, у Оскара есть свои подружки, и он никогда не имел ничего против того, чтобы и у меня были мои дружки. Он даже подбадривал меня, если что-то было не так. Я, правда, надеялась, что меня введут в свой круг, по крайней мере будут выводить в свет, развлекать, в конце концов.
– Ну и как? Пауза.
– Что – как?
– Они развлекли тебя? Надя, я думаю, что именно поэтому я так долго оставалась с Тимом. Я устала от того, что мне становилось скучно от начала до десерта. Вот в чем вся прелесть вчерашнего. Мне не нужно было спрашивать, нравится ли ему его кофе. Мне не пришлось спрашивать даже, как его зовут. Мне надоело вечно слушать, как все плохо в конторе, что мать больше любит младшего брата, чем его, а учеба в школе была сплошным мучением. Мне просто нужно было его тело, Надя, и я получила его, и мне даже не пришлось ему говорить, что он был великолепен!
Надя прикусила губу.
– И кроме того, – в голосе в телефонной трубке зазвучал протест, – это же было пари. Сколько мы с тобой уже знакомы, Надя?
– Десять лет, – автоматически ответила она.
– И Кори мы знаем с детских лет. И мы всегда держали слово, данное друг другу.
Надя забарабанила пальцами по прилавку. Голос Шеннон в трубке стал озорным:
– И кроме того, если ты откажешься от пари, то и наказание будет двойным. Ты меня удивляешь, я думала, что поезд давно ушел, а он катится назад. Да, кстати, а что тебе выпало сделать? Надя, ты слышишь меня? Алло!
– Мне тут пришла в голову одна мысль, – сказала Надя. – Ты узнаешь, что мне выпало, когда я добуду доказательства. Значит, обед во вторник, как обычно.
Она тихо положила трубку на место.
– Любопытно, да и стимул отличный, – пробормотала Надя вполголоса, – подцепить юношу в моем возрасте.
Ее никто не слышал. Она тихо катила по пустынной набережной в своем красном спортивном «эм-джи». Необычный для июня послеполуденный дождик окутал туманом ряды деревьев. С реки донесся гудок буксира. Изумрудно-зеленый дождевик сполз с ее затянутых в чулки колен, когда она переключала скорости.
Юноша, почти мальчик, шагал вниз по тротуару прямо перед ней.
«У него такая чистая кожа! – поразилась Надя. – И он такой стройный!»
Ему не больше четырнадцати, ну пятнадцати. Мальчик споткнулся. Он остановился, нагнулся и принялся завязывать шнурки на одном из потертых солдатских ботинок. Капли дождя блестели в его рыжих волосах, затянутых в хвост черной тесемкой, чтобы не закрывали глаза. Пятна воды темнели на черной майке без рукавов, обтягивавшей его широкую спину. Плечи юноши были усыпаны веснушками. Сзади майка вылезла из драных черных джинсов. Под ней виднелось бледное тело. Он поднял глаза, когда Надя медленно скользила вдоль тротуара.
Его взгляд оценивающе прошелся по сверкающей красной полировке ее «эм-джи», скользнул по классическим обводам крыльев, затем перешел на водителя и вдруг… стал совершенно отсутствующим.
Он завязал узелок, выпрямился и вприпрыжку понесся вниз по набережной.
Надя выругалась.
Три легковушки и такси возмущенно загудели, когда она резко развернула «эм-джи», пересекла встречную полосу, пулей рванула в боковую улочку и, заскрежетав тормозами, остановилась, забравшись двумя колесами на тротуар, перед серым зданием сплошь из стекла и бетона.
Она уставилась невидящими от злости глазами в бетонные ступени входной лестницы. Закрытые стеклянные двери, исполосованные струями дождя. За ними увешанные серыми досками стены с приколотыми на них университетскими объявлениями. Юноши и девушки, бесцельно толпящиеся в холле.
«Черт бы его побрал, он даже не взглянул на меня! Он не прав!»
Небо темнело над покрытыми пятнами копоти стенами лондонского колледжа. Юноши в драных джинсах или камуфляжных брюках, в майках с рисунками проходили внутрь с редким самообладанием. Ни один не взглянул на нее из-за стеклянных дверей. Даже дежурный вахтер не удостоил ее взглядом.
– Может, я выгляжу как чья-то мать? – пробормотала она злобно.
Надя стукнула кулаком по рулю.
«Для них не существует никого старше двадцати двух лет, так, что ли, выходит? Сволочи!»
Дождь усилился. Городской летний дождик: влага, смешанная с запахом гудрона, бензина и зеленых листьев платана. Парнишка вышел на лестницу под прикрывающий ее навес. Дождь оставил следы на его белой майке. Он остановился, засунув пальцы за тяжелый кожаный ремень выцветших джинсов.
Надя узнала район, прилегающий к станции метро «Темпл». Она оказалась на одной из улочек, ведущих к набережной. На дверях здания висела табличка с названием колледжа, которое ей было едва знакомо.
Надя вытащила записку с каракулями Шеннон из кармана плаща. В ней говорилось четко и недвусмысленно: «Ты должна соблазнить юного девственника».
«Но тут для этого, пожалуй, самое неподходящее место! Всем этим ребятам уже по восемнадцать, девятнадцать, двадцать лет. Любой, кому я могла бы приглянуться, наверняка давно лишился девственности. Черт бы побрал эту Шеннон!»
Юноши и девушки толпились за дверьми. Рассеянно посмотрев вокруг, она заметила, что парнишка все еще стоит под навесом у входа, укрываясь от дождя. Пожалуй, он слишком юн для студента, верно?
Дождь чуть стих.
Юноша сошел на последнюю ступеньку и оглянулся на нее. Затем посмотрел по сторонам. Затем снова на нее.
Он был светловолосый, со слишком развитыми плечами для столь юного возраста.
Надя нахлобучила видавшую виды зеленую шляпку на свои коротко подстриженные рыжие волосы, посмотрелась в зеркало заднего вида и пристроила непослушный локон за украшенное золотом ушко. Естественный темно-рыжий цвет волос оттенял блеск ее кожи в мягком полуденном свете.
Парнишка приблизился к ней, пока она закрывала дверь ключом снаружи.
Она кинула на него взгляд из-под длинных ресниц.
– Отличная машина! – заметил он. – Я хотел сказать, что у вас отличная машина… То есть мне так кажется. Простите. Я на нее, а не на вас смотрел, честно.
При ближайшем рассмотрении у него оказались длинные мускулистые ноги и плоский, как стиральная доска, живот. Белокурые волосы падали ему на лицо, и он бессознательно сутулился, поскольку был на несколько дюймов выше Нади. Она медленно окинула его взглядом, начиная с кончиков сапог и далее, задержавшись на тертых синих джинсах, на промежности, где угадывалась небольшая твердая выпуклость.