— Это ты тоже узнала у директора?
— Не важно, от кого, важно, что это правда. Потому что родители не смотрят за своими детьми. Все делами заняты. Так и у нас. С мальчиком творится неладное, а тебя нет. Меня же он не слушает, это все твое «просто доверяю».
— И поэтому ты заперла меня дома, — вмешался я.
— А ты, — строго сказал тогда папа, — мог бы побольше считаться с матерью. Видишь, что ей трудно. Куда ты в субботу смотался без спроса?
— Надо было.
— Нет, пусть скажет, — настаивала мама.
— К Светке, — ответил я.
— В тапочках и с помойным ведром, — как я и ожидал, заметила мама. — Думаешь, я поверю? Еще и врешь.
— Не вру. Спросите у Светки.
— Все равно, должен был послушаться мамы, — папа мне верил, но проявлял строгость.
Я замолчал.
— В общем, надо что-то делать, — печально подвела итог мама.
Некоторое время мы молчали. Мама достала тарелку и наполнила ее пельменями с бульоном.
— Ешь, — нарушила она тишину, пододвигая мне ужин.
— Знаешь, что мы сделаем, — сказал папа.
— Что?
— Мы летом поедем все вместе отдыхать на Средиземное море или, если хотите, в Крым.
— И у тебя будут на это деньги и свободное время. — Мама произнесла это с иронией. Не отдыхали мы нигде, кроме как на даче, уже действительно очень давно.
— Думаю, будут. — Папа отодвинул пустую тарелку.
— Слышали. Сто раз. — Мама взяла папину тарелку со стола и поставила ее в раковину. — Не верю. И вообще, не уводи разговор в сторону, мы еще ничего не решили с его поведением.
Папа молчал, поигрывая столовым ножом. Молчание затянулось.
— В общем, все ясно, — вспылила мама, — вы опять заодно, а я дура! — Она вышла из кухни и хлопнула дверью. У нас разговоры так часто кончаются.
Папа тоже встал, потоптался на месте, посмотрел на меня сверху вниз и подвел итог всей беседы:
— А ты болван!
И он врезал мне подзатыльник, правда, совсем не сильный. Для проформы. Я не обиделся, могло быть хуже.
Зато мама обиделась, как никогда. Она теперь не разговаривала ни со мной, ни с папой. Мы знали, что ничего тут не поделаешь. Выжидали.
На следующий день отец все-таки ходил в школу и беседовал там с Майей Михайловной. Но мне ничего не сказал. А вечером у нас опять сидел в гостях Димкин отчим. О чем они с отцом говорили, я не знаю, только засиделись допоздна, и отец меня ни о чем после из разговора не расспрашивал.
Вообще все как-то затихло. Хоть отец и не ругал меня, но я чувствовал, что лучше не накалять дома обстановку. Я исправно ходил в школу. Делал уроки. По вечерам гулял вместе Максами и Тамерланом на холмах, катался на снегокате. Но я не знал, где обретается Кокошин, и что он делает. В зоопарк собирался пойти только в выходные, а с Лешкой не имел никакой связи. Самой интересной новостью за эти дни стало сообщение Андрея Васильевича, что со следующей недели начинаются игры по мини-футболу на первенство микрорайона. А самой досадной — звонок Светки, которая заболела гриппом и не могла прийти поэтому в субботу и воскресенье в зоопарк. Я спросил ее насчет Лешки, как бы мне с ним повидаться. Она сказала, что это сложно, потому что Лешку сначала заперли дома, а потом и вовсе отправили к бабушке на некоторое время, несмотря на разгар учебного года. Я просто не знал, что мне делать и что предпринять, чтобы сдвинуть с мертвой точки «Дело о погибших кенгуру».
Ничего нет хуже, когда не знаешь, что нужно предпринять. И тут отец предложил нам в выходные съездить на дачу в Узорово. Я согласился сразу. Узорово я люблю. Там у меня куча друзей и приятелей из местных и дачников, с которыми весело проводить летние каникулы. Но зимой там я еще ни разу не был. Глупо было отказываться от такого предложения.
Дело было лишь за мамой. Она долго медлила с ответом. Но куда она денется? Надо было только выждать.
Вечером в пятницу мама согласилась тоже. Но с оговоркой. В субботу мы туда едем, а в воскресенье идем в гости к Бузенковым, которые давно нас к себе зазывали. Все ж лучше, чем ничего. Я тут же выволок свои лыжи и привел их в боевую готовность.
Узорово от Москвы совсем недалеко, на автобусе около часа езды, а на машине почти в два раза быстрее. Встав необычно рано, мы в половине одиннадцатого уже были на даче. Зверье приехало с нами. Тамерлана мы бы взяли в любом случае, а вот кота отец брать не хотел. Говорил:
— Пусть дома поспит, какая ему разница, где дрыхнуть?
Но маме стало жалко оставлять его одного. Тем более что с утра, почуяв неладное, оба животных ошивались около двери в полном согласии между собой. Взяли и Тимофея.
Пока мама занялась готовкой обеда, а папа разведением огня в печи и камине, я отправился навещать своих знакомых. Пока что без лыж.
Мой главный узоровский друг Женька оказался дома и очень мне обрадовался. Но я хотел увидеть не только его. В Узорове есть один дом, где можно встретить сразу добрую половину всех местных ребят. Это у Семы.
Сема удивительный человек. Ему давно за тридцать, но с ним дружат все узоровские ребята. Он занимается с ними спортом, чем-то вроде карате, ходит в походы и просто принимает у себя в доме, стоящем на окраине села. Гостей Сема встречает с самоваром. И за длительными чаепитиями рассказывает интереснейшие истории, строит вместе с гостями планы будущей жизни. Я тоже бывал у него прошлым летом чуть ли не каждый день и вечер.
К Семе мы отправились вместе с Женькой. Слава Богу он был дома. Гостей, правда, у него было немного, один лишь Серега Лыков. Но его-то я и хотел прежде всего увидеть. А вот самовар оказался в ремонте. Прохудился возле носика.
— Залыгин лудить взялся, — пояснил Сема.
Залыгин — мой старый знакомый, я подозревал его летом в совершении убийства. А он оказался хорошим мужиком, хоть и вид у него жутко угрюмый, если не сказать зловещий. С тех пор я не спешу судить о людях по лицам.
— Так что пока у нас только чайник, — заключил Сема.
Чайник закипел очень быстро, и вскоре я уже расспрашивал друзей об узоровских событиях, происшедших тут в мое отсутствие.
Ничего особенно в Узорове не изменилось. Только велосипеды мои друзья убрали на зиму в сараи, а утренние пешие пробежки у Семы поменялись на лыжные прогулки по Москве-реке.
— Да, — улыбнулся вдруг Сема, — я ведь рыбаком стал. Пристала и ко мне твоя зараза.
Сема намекал на мою страсть к рыбалке.
— Мишка-то Боровик да Залыгие и зимой из-подо льда ловят. Я на лыжах по реке катался, и черт меня дернул возле них остановиться. Попробовал на Мишкину мормышку, да сам и попался. С тех пор и мормышу каждое воскресенье. Хочешь, завтра пойдем вместе?
Мне стало завидно. Летом-то меня от реки да удочки за уши не оттянешь, а зимой на рыбалке я еще не был. Но приходилось считаться с обстоятельствами.
— Не могу, — сказал я. — Мы сегодня вечером уезжаем.
— А что так? — удивился Сема. — Дача-то у вас теплая.
— Родители завтра собираются в гости.
— Ну и пусть едут, а ты оставайся. Что ты в этих гостях не видел? Завтра вечером сам в Москву на автобусе поедешь до «Молодежной», чай не маленький. Автобус идет почти до твоего дома.
Все это было верно, и я бы наверняка так и сделал, если бы не было всех моих московских злоключений на прошлой неделе. Вкратце я рассказал о них Семе и ребятам.
— Ерунда, — отрезал Сема, — я поговорю с Владом и твоей мамой, все будет в порядке.
Я промолчал. Благоприятный исход Семиных переговоров мне представлялся маловероятным.
После чая я предложил пойти кататься на лыжах. Зря, что ли, я их натирал, тащил на дачу. Но все отказались. Сема сослался на работу, он писатель и работает дома, а на лыжах бегает только утром. У него вообще почти вся жизнь идет по расписанию. Лыкову было лень, Женьке тоже. Конечно, они тут каждый день на лыжах. Это для них привычно. Мне же надо было спешить, чтобы успеть до отъезда. Я побежал домой.