В драке и при бегстве все происходит стремительно, редко удается точно вспомнить потом последовательность событий, лишь отдельные моменты, словно кадры из кинофильма, отпечатываются в твоем мозгу, запоминаются порой самые неожиданные детали. Так, тогда я вдруг обратил внимание, что Димка бежит, опередив меня метра на два, и даже не хромает.
Мы выскочили на улицу Барклая чуть правее оранжерей, прямо напротив больших чугунных ворот Филевского парка, украшенных старым российским двуглавым орлом с короной над головами. Перебежав проезжую часть и проскочив под орлом, мы, не снижая скорости, помчались по аллее.
Остановились уже на самом берегу, круто обрывающемся к Москве-реке. До тех пор я и Димка еще не обмолвились ни словом. Здесь же, над обрывом, когда мы отдышались, я спросил:
— Что им надо-то было?
— Не знаю, — неуверенно и после паузы ответил мне Димка.
— Как это ты не знаешь? — удивился я.
— Я их вообще в первый раз вижу, — Димка все еще вглядывался в зимний, почти прозрачный лес за моей спиной. Под левым глазом у него понемногу расплывался свинцовый фингал.
— А нужно-то им что? Чего они к тебе пристали?
— Не знаю, — опять произнес он свое любимое слово.
— Чего ж ты пошел с ними?
Димка молчал.
— Деньги, что ли, отнять хотели?
Димка пожал плечами:
— У меня нет денег.
— А что ж ты тут тогда делаешь? — Я окончательно сбился с толку. Все это было слишком загадочно. Во какой, оказывается, таинственный у меня приятель! На последний вопрос он мне тоже не ответил.
Мы еще постояли немного, и я предложил Димке отправиться вместе домой. Он не возражал. По дороге до метро мы все-таки разговорились, но опять про футбол. Я говорил, что «Спартаку» трудно будет в этом сезоне без звезд, который уже раз разбежавшихся по иностранным клубам. А Димка был уверен, что «Спартак» станет чемпионом, несмотря ни на что.
— А кто забивать-то будет? — спросил его я.
— Кечинов, — уверенно ответил Димка.
Тут спорить не приходилось, Кечинов действительно был спартаковской надеждой.
Уже выходя из парка, я обронил:
— А я думал, ты за дисками на рынок приехал.
— Ну да, — прозвучало мне в ответ.
— Ну, а как же тогда без денег? — опять удивился я.
Димка снова долго медлил с ответом, даже засопел, потом протянул:
— Ну-у, посмотреть.
— Поехали ко мне, — неожиданно даже для себя предложил я тогда Димке. — У меня дисков куча, папаша в прошлом году музыкальный центр купил. Хочешь послушать?
Он остановился, посмотрел мне в глаза, наверное, впервые за сегодняшний день и вдруг согласился. Странный все-таки малый — за мою помощь он меня даже и не поблагодарил. Ну да ладно, я в этом не нуждался, а вот расспросить его про зоопарк в домашней обстановке рассчитывал. Мы с ним вновь вместе поехали в Крылатское.
Родителей дома не было, они, видимо, подались куда-то вместе. Это у моих так заведено по воскресеньям, ездить куда-нибудь на нашей машине. Иногда и я вместе с ними, но теперь все чаще у них свои забавы, у меня свои.
Встретили нас с Димкой только Тамерлан с Тимофеем. Тамка любит гостей, и он радостно бросился к Димке, раззявив зубастую пасть. Димка тоже бросился, только прочь из квартиры, но врезался в уже захлопнувшуюся дверь. Тут Тами его и обработал. Он весело кидался в объятия гостю, нещадно царапая Димкины бока когтями и стуча хвостом по ящику с обувью. Димка прижал руки к груди и пытался слиться с дверью, уворачиваясь от Тамкиной жесткой башки и испуганно оглядываясь на бультерьера через плечо.
— Убери его, — в конце концов, выдавил он.
Я оставил кота, который, воспользовавшись удобным моментом, вытребовал ласки у хозяина, и оттащил упиравшегося пса в кухню, закрыв за ним дверь. Тами обиделся: сначала пару раз скульнул, а потом разразился рычащими проклятиями в мой адрес.
— Он не вырвется? — обеспокоено спросил Димка.
Я успокоил гостя и предложил ему раздеться. Потом мы прошли в мою комнату.
— Ну, чего тебе поставить? — спросил я, когда Димка уселся на моей кровати.
— Чего хочешь, — ответил мой гость с полным безразличием в голосе.
Я поставил «Нирвану», Димка привалился к пуфам диван-кровати, и, казалось, он вот-вот и вправду впадет в состояние медитации. По крайней мере, глаза у него стали окончательно тупыми и уставились в какую-то точку среди обойных узоров на противоположной стенке. Вернее, смотрел он к этому моменту только одним глазом, потому что второй почти полностью заплыл и превратился в щелку.