— Какую фотографию? — наконец пролепетал он.
— Ту, что ты ему подарил, с удавом.
— Я не дарил! — крикнул вдруг Кокошин. — Не дарил никому!
Теперь он покраснел, и глаза его наполнились подозрением и злостью.
Дальше уже я не знал, что спрашивать. И Димка тут же перехватил инициативу.
— Где эта фотография?
— Где, где, у друга твоего! — тоже закричал я.
— Не гни! — Он схватил меня за грудки левой рукой. — Чо ты брешешь? Где фотография?! Меня за нее… — Он запнулся.
Я сильно дал ему по руке и толкнул в грудь, чтобы освободиться. Он кинулся на меня, но я просто бросил его через бедро простейшим приемом, которому выучился еще летом у Семы. А потом сделал «стальной зажим» по всем правилам, как полагается, захватив голову вместе с рукой.
— Понял, Кокошин? — спросил я Димку.
— Пошел ты!
— Понял или нет? — Я прижал его посильнее.
— Понял, — прохрипел Димка.
— Вот, больше на меня не бросайся, — отпустил я парня. — Я тебя никогда не трогал. Только помочь хотел.
Отпустил я его вовремя, недалеко от нас уже остановились две женщины с сумками, явно раздумывая, как им вмешаться и прекратить драку.
Димка сел на снегу.
— На фиг мне нужна твоя помощь! Все мне кругом помогают! Деваться некуда!
У него потекли слезы. Он вскочил, подобрал портфель и пошагал, не оглядываясь.
— Дим, погоди, — догнал я его и взял за рукав, но не так, как он меня, а повежливее. — Погоди. Я просто Валерку хорошо знаю, мы в одном кружке.
— Какого Валерку? Демина? — приостановился Димка.
— Какого Демина? Каткова, — пояснил я. — Вы ж с ним друзья.
— Не знаю никакого Каткова, — резко ответил Димка, для убедительности пожав плечами. И физиономия у него была такая, что я был уверен — не врет.
— Ну как же, — начал я, — у него же…
И замолчал, потому что понял, что говорю лишнее. Димка, видимо, и правда не знал никакого Валерки Каткова.
Я опять не соображал, что говорить дальше. А Димка молча освободил свой рукав из моих пальцев и пошел себе. Я следовал за ним, переваривая только что услышанное.
— Дим, извини, — единственное, что нашел я сказать.
Он ничего не ответил, даже не посмотрел в мою сторону, а все продолжал шагать. И вдруг остановился. Я чуть не ткнулся ему в спину. Но он уже быстро пятился, освобождая кому-то дорогу. Отойдя шага на три в сторону с дорожки, по которой мы шагали в это время через заснеженный газон, Димка замер. Я посмотрел вперед, понял, в чем дело, и засмеялся. Нам навстречу бежал курчавый нестриженый эрдельтерьер, блестя добродушными черными бусинами из-под собачьей челки. Собака приблизилась к нам и, вильнув в сторону, понюхала Димкины колени. Он весь подобрался как-то, прижав к животу портфель обеими руками. Потом эрдель мотнулся ко мне, я потрепал его за ушами.
— Джерри! Джерри! Ты что там делаешь, безобразник? Ну-ка, ко мне! — позвала пса девушка с поводком, накинутым на шею. Многие собачники так своих питомцев выгуливают. Поводок отстегнут — себе на шею повесят. Зато руки свободны, и поводок не теряется.
Джерри подбежал к хозяйке, Кокошин ожил.
— Ты что, собак, что ль, боишься? — все еще посмеивался я.
— Меня знаешь, как одна укусила, — оправдывался Димка, забыв о нашей ссоре. — Когда еще маленьким был. Ну их на фиг, никогда не поймешь, что в башке у них делается.
— А ты не бойся, они и не укусят.
— Ну да, — сильно засомневался Димка.
— Точно тебе говорю, когда боятся, собака всегда чувствует. И укусить тогда может. А если их не боятся, они не трогают.
Димка смолчал, но я видел, что не смог рассеять его сомнений.
Потом мы вместе дошли до моего дома. До тех пор нам было по пути. Я больше ни о чем не расспрашивал Кокошина, хотя вопросы у меня еще были. На прощание я протянул ему руку. Димка пожал.
— Забыли, — предложил я.
Кокошин по обыкновению молча кивнул.
— Ты в четверг на футбол приходи, — крикнул я ему уже вдогонку.
— Посмотрим, — отозвался Димка.
Дома меня сразил обед. Мама сварила классный борщ, я съел две тарелки. А на второе еще два эскалопа с картошкой. Я запил все стаканом молока да двумя стаканами чая с хлебом с медом. Короче, я объелся после всех этих событий, ночных и дневных. Живот у меня раздулся как барабан и болел так, что мне пришлось лечь на диван в своей комнате. Не удивительно, что после бессонной ночи и такого обеда я и не заметил, как заснул.
Проснулся я так поздно, что даже пропустил прогулку с Тамерланом. Его уже выгуляла мама. Пожалела меня, не стала будить. Даже звонить Сашке Бирюкову уже было поздно. Ничего, про подарки к Восьмому марта можно было подумать и завтра, целый день еще впереди. А этот вечер первого дня недели мне необходим для наведения порядка в «Деле о погибших кенгуру».