На арене уже заканчивался поединок борцов. Оба финалиста были из первородных. Один даже приходился славнейшему Руту не то двоюродным, не то троюродным братом — тот любил хвалиться успехами родича. Но в этот раз родичу созидателя не везло: соперник ухватил его поперек торса и бросил через себя, изловчившись при этом эффектно прогнуться; а потом, не дав опомниться, окончательно впечатал в песок. Исход поединка был решен.
На борцов Айсинар смотрел вскользь: победы, награды — сегодня все это не важно. Он ждал очереди Гайяри, и нетерпение горячей дрожью растекалось по телу — как будто не его фаворит, а сам он должен выйти на арену. Когда-то лет пятнадцать назад он, как и Гайи, усмирял мечом свое пламя, был одним из лучших, и тоже мечтал проверить себя в настоящем бою, где не пекутся о безопасности. Но его дед, бывший в ту пору главой рода, и слышать ничего не хотел. «Песок арены пусть поливают рабы и ублюдки, — сказал он, — а чистая кровь Ленов слишком дорога для этого!» Высокопарный был старик! Высокопарный и властный… Айсинар усмехнулся своим воспоминаниям.
И вот теперь ради его победы, ради его веры в вечный и несокрушимый Орбин, на арену выйдет Гайяри. Орбиниты не любят убивать, но в этом поединке, судя по всему, выбора может и не быть… значит, кровь Вейзов не так дорога?
Наконец пришло время финального поединка. Айсинар оставил воспоминания и посторонние мысли, чтобы не упустить происходящее на арене.
Для выступлений перед зрителями Иртан Гнутый Меч всегда выставлял помощника, молодого, приятного на вид, с сильным звучным голосом, но последний бой с оружием вышел объявлять сам.
— Встречай храбреца, город городов, великий Орбин! — громко вещал Иртан. Голос у него был не из певческих, но сама форма арены помогала говорить звучно, не переходя на крик. — Жуар-Тень, воин Туманных берегов, личный телохранитель принца Ивреса, наследника правителя Эссира, готов сегодня жизнью своей доказать вам, славные орбинцы, мастерство, доблесть и честь…
Иртан говорил еще что-то о легендарных берготских мечниках, но это было уже не важно, потому что на арене появился тот, кому сегодня не раз и не два предрекали победу. В руках — как и у Гайяри — меч и кинжал.
На вид поединщик от прочих своих земляков ничем особым не отличался: лет около тридцати, роста чуть выше среднего, мускулистый, но не массивный. Такие берут скорее ловкостью, чем силой: одно слово — берготская школа. Одет он был в штаны и стеганую куртку, поверх которой — длинная кольчужная рубаха. Бедра и голени прикрыты бронзовыми щитками, и даже на плечах — пластинчатая броня. Айсинар усмехнулся: сегодня северянин знатно приоделся, раньше-то одной кольчугой на тонкую рубашку обходился. Видно, полагался не только на мастерство. Спасет ли его варварское железо от клинков Ферена Лерта? Вот уж вряд ли… к тому же есть надежда, что замедлит.
Хотя и забывать, как никому неизвестный чужестранец попал в фавориты последнего дня Весенних игр, тоже не стоило. Кроме тех двух поединков, что Айсинар видел сам, были и другие. Третий его соперник — знатный орбинит, большая знаменитость в родной Мьярне — на бой просто не вышел, отговорился тем, что потянул руку накануне. Правда это или нет, никто выяснять не стал. Вместо него Иртан выпустил лучшего из своих парней, потом второго… Потом пришлось признать победу бергота полной и честной: не калечить же всех стоящих невольников, с таким трудом добытых и обученных. Да… столько крови сразу Орбинская арена давно не видела.
Надо отдать должное, бергот не красовался перед зрителями, не играл мускулами и не пытался показать свою ярость: скромно поприветствовал зрителей поклоном и замер в ожидании соперника.
Последним на арену следовало вызвать победителя прошлых игр, но стоило Иртану открыть рот — речь его потонула в приветственных криках, гуле и рукоплесканиях. Все-таки орбинцы по-прежнему любили своего златокудрого демона. Гайяри вышел, чуть не выбежал на середину, как всегда открытый и радостный. Даже траурные ленты в волосах напоминали больше о празднике, чем о смерти. Приклонил колено, вскинул руки, приветствуя трибуны; а встретившись глазами с Айсинаром, улыбнулся и кивнул. «Не страшно, для тебя — я смогу. Верь» — так он сказал накануне. И сейчас как будто повторил снова.
Верить хотелось. Верить в талант и храбрость сумасшедшего мальчишки, в его удачу и в то, что даже Творящие боги желают ему победы. Ох, с какой радостью Айсинар и сам бы принял бой рядом с Гайи, плечом к плечу… если бы такое было возможно.
Между тем бой начался странно и совсем не весело. Изготовившись к нападению, нападать ни тот, ни другой не спешили: медленно обходили друг друга, выискивая слабину. Айсинар мог подумать, что будет очередной поединок на измор, если бы не так хорошо знал Гайи. И если бы не видел напряжения, нарастающего между бойцами. В какой-то миг показалось, что сам воздух взорвется искрами и сполохами — и тут же оба как по команде ринулись вперед. Двигались так, что даже опытный глаз не мог уловить отдельных шагов, ударов и связок, и стальные клинки порхали, как веера восточных танцовщиц… а трибуны замерли, будто окаменели.
В наступившей вдруг тишине Айсинар отчетливо слышал скрип песка под ногами бойцов и свист рассекаемого воздуха. Только свист! Ни скрежета, ни звона — ни один удар не достигал цели.
Соперник показался знакомым: поклон, взмах руки, скользящий шаг... где-то Гайяри его уже видел. Только где — вспомнить не мог. Это почему-то ощущалось как важное — вспомнить, но поединок не отложишь. Поэтому Гайяри решил плюнуть и не думать. Мало ли где мог заметить? На разминке в оружейной галерее, например.
Но чутье никогда не подводит: то, что с этим берготом не все чисто, Гайяри почувствовал с первой атаки. Играть, поддаваться, устраивать представление с ним не выйдет — слишком уж он силен и ловок для простого варвара. Поэтому прятать дар не стал: сосредоточился, собрал силы. Ударил… и мимо! Соперник оказался быстрее. Ладно, раз — бывает. Но вторая и третья атаки ушли в пустоту. Бергот исчезал, будто тут и не был… теперь Гайяри понял, почему его звали Тенью: поди, догони свою тень!
Но и Гайяри был быстр! Быстрее многих... что там! Быстрее всех, кого знал. А сейчас — превзошел сам себя. Лицо горело, волосы взмокли и пот потек в глаза. И все равно опаздывал. Он, вершитель! Первородный, совершенный — уступал варвару. Такого просто не бывает!..
Или бывает?
Мальчишка в белых одежках орденского послушника: «Ты даже не подойдешь ко мне, сопляк златокудрый…»
Зачем он это вспомнил? Сейчас — зачем?!
Меч снова рассек пустоту. А ответный удар уже тут, сбоку… и Гайяри не успевает, снова!
Поздно. Клинок врага скользнул по бедру, обжег холодом. Колено подломилось, воткнулось в песок.
Противник тоже чуть не упал, проскочил дальше, остановился. Какой добрый! Решил дать передышку или посмеяться? Нет, он не смеялся — когда смеются, так не сопят. Тоже устал, не иначе.
Гайяри оперся на здоровую ногу, попытался с разворота встать. И тут пришла боль — огнем полыхнула так, что похолодела спина и тошнота подкатила к горлу. Он невольно глянул на рану. Широкая траурная лента опоясала ногу и зарылась в песке. Хочешь жить — самое время упасть и не дергаться — может, пощадят.
Но нет. Он и в восемь лет жить хотел меньше, чем подняться! А ему уже не восемь, и перед ним не орденский мальчишка, нет, он не будет так думать. Пусть лучше… ему будет четырнадцать и его соперник — мастер Ияд, который может избить и наказать болью, но никогда не убьет и не покалечит.
«Вставай, мальчик! Терпи и вставай. Боль — твой союзник. Сумей договориться — и она подскажет, как выжить, не ослабит, а подстегнет. Думаешь, почему никто не рвется подраться с даахи?» Так говорил мастер Ияд. А Гайяри бил Ияда! Не раз бил. И сейчас — он встанет и победит. В бездну! Если иначе нельзя, пусть будет Серый замок, но он не проиграет варвару.