— Пусть попробуют. Не успеют.
Что ей родители? У них-то все в порядке! Рассердятся, оскорбятся ее непослушанием? Ничего, она переживет! Именно это она бы и сказала Гайяри, да он слушать не стал.
— Да в бездну к демонам родителей, — продолжал он, — ты о себе подумай. И о нем: если он спрятался, ты не найдешь, а если найдешь — только выдашь. Рассуди здраво, будет он рад, если из-за тебя его выследят?
Он говорил так убежденно, что и она невольно задумалась. Что ж, похоже, брат был прав: по ее следам выследят быстрее… а она ни за что себе не простит, если сама подведет Нарайна.
Как же все это несправедливо!
— Что же мне делать, Гайи, что?.. — Салема растеряно вертела в руках полупустую кружку.
— Ничего, — ответил он мягко. — Ничего не делать и ждать. Суда ведь еще не было, а обвинения — это не приговор.
И опять Гайяри прав… может быть, все это недоразумение, не было никакой измены. А если бы и была, если вещатель и правда предал Орбин, то Нарайн-то тут при чем? Его обязательно оправдают. О том, что суд может решить иначе, она даже в шутку думать не хотела.
Салема с надеждой посмотрела на брата.
— Гайяри, поговори со славнейшим Леном, а? Не может же такого быть, чтобы патриарха, да еще и со всем семейством, осудили без позволения избранника? А Нарайн точно ни в чем не виноват, я знаю!
Но Гайяри только головой покачал.
— Эх, сестренка… если бы все было так просто. Славнейший Айсинар и сам не рад такому повороту — не ожидал, что обвинения будут настолько серьезными. Но что он может? Не станет же избранник выгораживать предателя. И разрешение на разбирательство он уже дал, теперь все в руках судьи. А с судьей если кто и может поговорить, то Лолия, ты бы ее попросила… хотя славный Мор не тот, кто вообще хоть кого-то слушает.
Лолия! Салема сжала кулаки. Она всегда считала себя доброй, но теперь от одного имени в душе вскипала такая ярость, что хотелось не просто ударить — бить и бить, до крови, до боли в собственных руках.
— Не говорим не про нее даже! — зашипела она. — Вот кто подлый предатель, а не Нарайн! Я ей верила как самой себе, а она…
— Ну, будет! Салема, перестань.
Брат отобрал кружку, обнял, прижал к себе, чтобы успокоилась, и Салема уткнулась лицом в его плечо и разревелась. Целый день крепилась, а тут — не выдержала.
— А ты уверена, что это Лолия тебя выдала? — спросил Гайи, когда Салема немного успокоилась.
— Кто больше-то, — она всхлипнула и утерла нос, — кроме Лоли и не знал никто…
— Я знал.
Что ж, не удивительно. Конечно, тогда, когда Гайяри раненый готов был мчаться славнейшему Айсинару как одержимый, она в сердцах наговорила много лишнего, а братец всегда умел внимательно слушать.
— Так и знала, что ты догадаешься.
— Если я догадался, отец тоже мог. Так что не сердись на подругу раньше времени, лучше спроси ее и сама во всем убедись. Не стоят пустые подозрения вашей дружбы.
Что ж, слава Творящим, подругу брат ей сохранил. Как бы она пережила эти дни без Лолии, Салема не представляла: Лоли была не только главной ее утешительницей, но и первой вестницей: каждый день рассказывала о том, как идут дела в суде. Судья Тир неохотно рассказывал о том, как продвигается разбирательство, но любопытной и ласковой дочери все же удавалось кое-что выспросить.
А дела в суде день ото дня шли все хуже. Обвинения казались столь тяжелыми и обоснованными — не оправдаться. Славнейший Орс не оправдывался, но и вины не признавал: мол, единственной его целью всегда было благо отечества, а судьи и народ пусть разберутся по совести — все.
И на какую же совесть он уповал, если вел тайные переговоры с умгарами и пытался распространять практики овладения всетворящим даром? Изменник и маг — что может быть более тяжким преступлением в Орбине?! Любого из преступлений Озавира — по мнению славного Ниараи Мора — хватило бы на петлю, что уж говорить об обоих сразу…
Нарайна выследить так и не удалось, но что это меняло? Салема не раз представляла, как он, усталый, напуганный и одинокий, бродит по городу. Начиналась гроза — она видела, как он мокнет где-нибудь под хилым деревом или на крыльце ремесленной лавки; подавали обед — она чувствовала, как сосет от голода у него в животе; стелили чистую постель — а она только и могла думать о том, что Нарайну негде смыть пыль с лица, не на что приклонить голову, нечем укрыться от холода… Но чем ему помочь? Как спасти, если славнейшего Орса повесят, Салема никак не могла придумать.
И все это — дело рук ее отца! Теперь она это точно знала — кто же, кроме славнейшего Геленна Вейза стоит за всеми событиями и решениями, которые хоть краем касаются Пряного пути?! Не зря он был так доволен в тот день, когда Орсов арестовали, не зря и сейчас ходил уверенный и великодушно прощал ее «чудачества».
— Ничего, поплачешь, и забудешь, — утешал он ее ласково. — Будут у тебя женихи, еще перебирать надоест!
А Салема так злилась!.. и беспомощно ревела в подушку. Ведь она любила и отца, и Нарайна, и выбрать одного из них, чтобы навсегда стать врагом другому, было выше ее сил.
— Бедная моя маленькая сестренка, — говорил Гайяри, когда в очередной раз явился к ней с поздним ужином, — тебе тяжело, конечно. Но попробуй думать не сердцем, а головой: если отец не переиграет Орса, по Пряному пути и по самому Орбину будут шататься толпы неотесанных свинопасов. А наши прииски — твои прииски, Сали, твое родовое наследство, отойдут в концессию кнезу Вадану и его прихлебателям. Да что они смыслят в обработке металлов, эти дикари лесные! Они же руду от булыжника не отличат. Загубят только все… Нет, сестренка, не знаю, что там думал вещатель Орс, а я Булатному ни клочка наследства Диатрена не отдам, ни шага Пряного пути, ни камня предгорных месторождений. И если война — пусть. Не страшно.
Слушая такие речи, Салема и сама проникалась чувствами брата, видела, осознавала его правоту. Но любовь… ее любовь только крепла. Предатели Орсы или нет, Нарайн был и оставался для нее единственным в целом свете. Отказаться от него ради семьи, прошлого и будущего рода, ради процветания Орбина?.. Да, наверное, именно это она должна была сделать.
Но не могла.
*17*
Айсинар развернул пакет и углубился в чтение.
«Дружина кнеза Вадана, укрепленная воинами двух приграничных племен, разбивает лагерь на берегу Зана, — докладывал лазутчик. — Из глубины страны на соединение к ним подтягиваются боевые отряды четырех кнезов помельче, и еще трое племенных вождей собирают армии».
Сведения с северо-восточной границы теперь приходили ежедневно. Отношения с умгарами все сильнее накалялись. Айсинар, как и большинство патриархов Форума, по-прежнему надеялся, что Вадан только пугает, а в настоящую войну ввязаться побоится. Но принимать ответные меры считал необходимым.
Прочитав до конца, Айсинар отложил донесение разведчика и перешел к рапорту командира северного пограничного гарнизона. Левой рукой он привычно пошарил по столу и, подхватив стило, начал вертеть его между пальцами.
«Подразделения орбинских карателей, переброшенные к границе троекратно уступают врагу по численности», — сообщалось в рапорте. Чего, собственно, и следовало ожидать. Форум выделил средства на наем ласатрских гирдов, но это все время, время… Перед лицом военной угрозы с подготовкой к обороне Орбин безнадежно опаздывал.
Секретарь тихо вошел в кабинет и остановился сбоку от стола, ожидая, когда на него обратят внимание.
— Что тебе, Тайнин? — Айсинар нетерпеливо повернулся, тонкая палочка между пальцев хрустнула и переломилась пополам.
— К тебе посетитель, славнейший, — голос заметно подрагивал. Тайнин служил у Айсинара уже третий год, и все еще его боялся. Раздражал этим больше, чем помогал. — Фардаи Кнар, мастер-рудознатец из гильдии горнодобытчиков…
— Я знаю, кто такой мастер Кнар, — прервал Айсинар объяснения, — пусть заходит.
Даи Кнар… явился, значит. Почти двадцать лет не встречались, не разговаривали, и на то были веские, вполне понятные обоим причины. Это ведь он, Даи, тогда сказал: «Однажды ты кончишь, как Навирин, а я буду лгать себе, что не при чем. Я не смогу лгать, так что хватит»…