Глава 1. Как встретить день рожденья
Свой сорок второй день рождения Тася встречала одна. Можно было пригласить Лену с Машей - бывших школьных подружек, с которыми Тася иногда виделась. Они бы непременно пришли, и весь вечер, перебивая друг друга и радостно тараторя, вспоминали школьные развесёлые времена... Почему-то воспоминания о школе и детстве принято считать беспечально-радостными, разноцветно-весёлыми и безмятежно-счастливыми. Тася так не считала. Ей не хотелось - вспоминать. И она никого не пригласила.
С утра устроила уборку, скатала в рулон ковры, сняла покрывала с дивана и с кресел, вынесла во двор и долго чистила снегом, азартно колотя по коврам бадминтонной ракеткой и сметая снег веником. От снега ковры налились свинцовой тяжестью и стали неподъёмными, а их ещё надо было донести до подъезда, втащить по лестнице к лифтовой площадке и втиснуть в лифт, а потом вытащить из лифта и внести в квартиру. Тася выбилась из сил, а ковры надо было ещё раскатать и расстелить по своим местам - то есть во всех комнатах и в коридоре.
Тася подумала, что не сможет этого сделать, потому что сейчас умрёт от усталости, которая навалилась на неё многотонной тяжелой волной, сковывающей движения и парализующей волю. Волна что-то лениво нашёптывала в уши, но Тася заставила себя стряхнуть с плеч её дремотные объятия и заняться делом. Раскатала последний ковёр - и ощутила непреодолимое желание лечь на него и немножко полежать. Улеглась на полу, испытывая райское блаженство и уткнувшись в ковровую дорожку лицом. Дорожка пахла подтаявшим снегом и морозной сладкой свежестью. Тася явственно ощутила запах весны, хотя была ещё только середина февраля, и весной на улице не пахло. А в квартире у Таси - пахло! Тася могла в этом поклясться, хотя клясться ей было некому.
Ещё она поменяла местами кухонный стол и холодильник (отчего кухня стала словно бы не её, Тасиной, а чужой, незнакомой) и повесила новые занавески. Занавески были Тасиной гордостью: она сама выкроила их по рисунку в журнале и сшила на машинке, и теперь они красовались на кухонном окне - сказочно красивые, с ламбрекенами и длинной шелковой бахромой.
Когда вся квартира сверкала и блестела, Тася взялась за антресоль. И в дальнем углу обнаружила старый, видавший виды рюкзак, выбросить который у неё никогда не хватало сил: с ним было связано столько воспоминаний... Собственно, сам рюкзак был воспоминанием - зеленый, с брезентовыми лямками и ремнями из свиной кожи. Таких теперь не делают. Рюкзак был - из Тасиной юности.
Тася достала рюкзак и, обтерев мокрой тряпкой от пыли, принялась исследовать его содержимое - впрочем, знакомое ей как свои пять пальцев: тетради с институтскими лекциями по стилистике, эстетике и истории искусств; блокнот с юношескими стихами... Тася писала стихи. Подруги говорили - хорошие. Но из издательства «Юность», куда она, набравшись храбрости, отправила стихи ценной бандеролью (поехать самой не хватило мужества), блокнот вернулся, как догадалась Тася, так ни разу и не раскрытый. Вместе с блокнотом в конверте лежал тоненький листок - полстраницы машинописного текста. Листок скупо сообщал Тасе, что план издательства утверждён на два года вперёд, и её стихи, к сожалению, напечатать не могут. Стихи тактично предлагали отправить в другие издательства, но она больше никуда не обращалась, поняв, что последняя фраза - просто акт вежливости, как и слово «к сожалению», и её стихи никому не нужны. Как и она сама.
Кроме тетрадей и блокнота, в рюкзаке обнаружился Тасин дневник двадцатилетней давности. Дневник Тася решила оставить на десерт. Закончив разбирать антресоль, вымыла полы, отдраила жесткой щеткой плинтуса (покрасит летом) и блаженно вытянулась на диване, чувствуя, как гудят усталые ноги. Вот теперь можно открыть дневник. Хотя зачем? Она всё помнила. Такой характер: ни о чём не забывала, сколько бы лет ни прошло...
За окнами бесновалась метель и ничего нельзя было разглядеть: дома и деревья исчезли в белых сумерках, словно чья-то рука стёрла их ластиком с белоснежного листа бумаги. Мир стал белым листом. Ничем. А четырнадцать лет назад в этот день - день её рождения - вовсю светило солнце. Только радости на душе не было, а было как сейчас - бело и непроглядно. И не хотелось жить. Тася закрыла глаза и погрузилась в воспоминания...
Двадцать восьмой день рождения она встречала вдвоем с мамой (это был семейный праздник, гостей на него не приглашали, как и на новый год). А могли бы - втроём, но Тасин папа умер за пять дней до её дня рождения.
В проектном институте, где работала Тася, на день рождения «виновник торжества» покупал торт, и всей машинописно-корректорской группой устраивали чаепитие. В группе было шестнадцать человек, так что праздников хватало. Эти чайные посиделки всем поднимали настроение, и нельзя было понять, кто именинник - у всех радостные и счастливые лица, все гомонят, перебивая друг друга и смеясь, у всех светятся глаза, у всех праздничное настроение.