Тася возвращалась довольная и счастливая, уставшая от впечатлений нескончаемого, длинного дня. Она не привыкла к такому вниманию. Что это? Любовь? Или дружба? Или просто взаимная симпатия и общность интересов...
Павел о своих чувствах молчал. Он оказался на редкость неразговорчивым. Шёл рядом с Тасей и молчал, и этого ему было достаточно. Но не Тасе. Она с волнением ждала, когда же Павел одолеет свою робость и сделает первый шаг в выяснении их отношений (в том, что Павел любит её, она уже не сомневалась). Тася всё ждала, Павел всё молчал, а время шло...
Весной он пригласил её к себе - как догадалась Тася, «на смотрины». Показать матери. Она уже знала, что Павел живёт с матерью и замужней сестрой. Точнее, с её детьми. Сестра жила у мужа, а дети - у бабушки, и Павел с удовольствием возился с племянниками.
Не ехать же к детям с пустыми руками? Подарки Тася купила в «Детском мире» - «железную дорогу» в большой красивой коробке и набор разноцветных маленьких машин - с дверцами, бамперами, окошечками и крошечными сиденьями в отделанном бархатом салоне. Машинки сверкали лакированными боками, блестели хромированными фарами и были миниатюрными копиями настоящих. Подарки были дорогими, за «Железную дорогу» она отдала... ох, не спрашивайте, сколько. Зато про Тасю не скажут, что купила ерунду.
Дверь им открыла миловидная, уютная старушка, с улыбкой предложила Тасе пройти в комнату (старушка сказала - «в комнаты»), где играли два розовощёких малыша лет четырёх-пяти. Дели завладели комнатой целиком - кругом были разбросаны игрушки, кубики и книжки-раскраски. Тася похвалила малышей - забавные, весёлые, и мать Павла вежливо ей улыбнулась. Губы у неё растянулись в улыбке, а глаза смотрели на Тасю испытующе-серьёзно. И кажется, неодобрительно...
Затем последовал традиционный чай, который они с Павлом пили вдвоём в чистенькой нарядной кухоньке - поскольку в комнате хозяйничали племянники - собирали подаренную Тасей железную дорогу, и пить чай было негде. Пашина мама за стол не села, сославшись на внуков, за которыми надо смотреть. Выставила на стол коробку шоколадных конфет и ушла.
Тася ей не поверила: вот же они, внуки, рядом, в комнате играют, что за ними смотреть? Просто не захотела Пашина мама пить с Тасей чай. И разговаривать не захотела. Конфетами откупилась. Конфеты были нераспечатанными, и когда Павел стал открывать коробку, Тася его остановила: «Не надо, оставь. С печеньем попьём». Павел не послушался, открыл, но Тася к ним не прикоснулась, взяла из вазочки карамельку.
И старательно улыбалась, чтобы Павел не понял, что она обиделась. Чем же она не понравилась его матери? Не с пустыми руками приехала, игрушки привезла дорогущие, мальчишки довольные, а эта... невзлюбила. И глаза недобрые.
- Я, наверное, твоей маме не понравилась, - сказала она Павлу.
- Да почему? Понравилась. Она мне сама сказала, - уверил её Павел. Тасе хотелось верить, но она не поверила. Слишком хорошо помнилась история с телефоном...
Тогда, в лесу, они обменялись телефонами, которые пришлось запомнить - записывать было нечем. Номер у Павла оказался простым, и Тася твердила его всю дорогу, до самого дома. Звонить первой она не собиралась.
Но Павел так и не позвонил.
Наступил вечер субботы, и устав ждать, она всё-таки позвонила. Ответил мужской голос.
- Паша, это ты? Я так и подумала, что ты телефон не запомнишь! А я твой запомнила! Так мы завтра едем? В девять, как договорились?
- Девушка, а вы куда звоните? - перебили её на том конце провода.
- Извините... А можно Павла?
- Павла здесь нет.
- Но... Он здесь живёт. Он мне телефон дал и адрес, Перекопская, двенадцать.
- Он здесь не живёт. - А где? - Вы у него и спрашивайте. Вам же сказали, нет здесь никакого Павла. И не звоните сюда больше.
Тася положила трубку. Может, она цифры перепутала? - Дрожащими пальцами набрала 503-08-53 и попала в какую-то организацию. Павла там не знали. - «Фамилию назовите! Не знаете? Ну, знаете... - возмутились на том конце провода. - У нас в управлении восемьсот человек, я что, всех по именам знать должна?»
Вот, значит как. Дал ей чужой телефон. Пошутил. А она так ждала воскресенья...
На лыжах она не поехала. Сидела с книжкой на коленях и смотрела, как падает снег. Вот, значит, как... А она поверила. Никому нельзя верить.
На глаза навернулись слёзы, и она разозлилась - сама на себя. Почему она сидит дома? Чего испугалась, что Павла встретит? Да никого она не встретит - договаривались на девять, а сейчас почти двенадцать. Тася бросила книжку и побежала собираться.
На «папину» просеку она пришла в половине первого. И увидела Павла - с красным от холода носом и обожжёнными морозом щеками. Он попытался улыбнуться, но от холода губы не слушались, и улыбка получилась кривая. Тасе стало смешно. Она больше не злилась на Павла, ей было жалко его - замёрзшего и несчастного. Даже улыбнуться не может! Тася сама ему улыбнулась, и Павел, поняв, что его простили, зачастил обрадованно: «Пришла?! А я уж думал, не придёшь... Я здесь четвёртый час... туда-сюда катаюсь, тебя жду. А ветер как в трубе, а ты всё не идёшь! Я твой телефон, ещё когда домой ехал, забыл. Думал, ты позвонишь, а ты не позвонила. Ну, думаю, надо ехать, договорились ведь - в девять, на этой самой просеке. А тебя нет и нет, я уж думал, не придёшь... А ты пришла! А я всю неделю ждал, что ты позвонишь, а ты не позвонила... Тоже телефон не запомнила? - тараторил Павел и виновато смотрел на Тасю, словно боялся, что она уйдёт.