А возле палатки изнемогала от злости Маша: шепчутся у всех на виду, как два голубка. Но Тайка-то какова... Я, говорит, поеду природой любоваться. Приехала! Любуется.
- Представляешь, что с нами после твоих бешеных ягодок было? - шептал Тоша. Тася фыркнула.
- Представляю, но... смутно. И что было?
- Ууу... Мурат песни пел. На каком-то языке. Утром сам не мог вспомнить, на каком. А я ему о своих амурных похождениях расказывал... - Тоша смутился и замолчал.
- Ну и как? Имел успех? - сдерживая смех, поинтересовалась Тася.
- Да я ему... с три короба наврал.
- А чего ты покраснел-то как рак? Ты же Мурату врал, не мне.
- А я разве покраснел?
- А то! - И оба долго хохотали, привалившись плечами к дереву с двух сторон и утирая слёзы от безудержного смеха.
С того дня Тася с Антоном стали друзьями. Нет-нет, не подумайте, просто друзьями, и обоим было радостно сознавать, что рядом есть человек, с которым можно поделиться и который тебя поймёт. Тоша оказался прирождённым рассказчиком, анекдоты и забавные истории сыпались из него как горох из дырявого мешка, и получалось так смешно, что 37-я лодка покатывалась со смеху, покачивая бортами.
-Эй, на тридцать седьмой! Перевернётесь сейчас! - кричали им с лодок. И с завистью поглядывали на экипаж тридцать седьмой, каждый день исправно помирающий со смеху...
Ещё Тоша прославился тем, что нашёл целый рюкзак сухарей
Глава 10. Тридцать седьмая и сухари
О сухарях - отдельный рассказ. Ещё в Москве, на общем собрании группы, Альберт Николаевич велел всем насушить сухарей. И народ радостно заржал, но оказалось, что Альберт вовсе не думал шутить. - «Плыть будем по территории Селижаровского природного заказника, населённых пунктов там мало, хлеб покупать негде. Группа большая, кто же нам столько продаст? С хлебом будут проблемы, - говорил Альберт. - На турбазе его много не возьмёшь, позеленеет, а без хлеба - проголодаетесь через час. А грести придётся до вечера. Так что сухари сушить придётся. Любые - чёрные, белые, кому какие нравятся.
Никто Альберту всерьёз не поверил, но сухарями запаслись, и каждый участник похода привёз с собой по маленькому мешочку. Их сложили в один из рюкзаков, выданных группе под продукты, и оставили на чёрный день как неприкосновенный запас (пометив рюкзак буквами «НЗ», жирно выведенными красным карандашом). Продукты, полученные на группу на турбазовском складе, - чай, кофе, сахар, сыр, муку, крупу, макароны, тушёнку, сгущёнку, кабачковую икру, икру минтая, ящик груш, яблочное повидло в жестяных банках, хлеб - двадцать батонов белого и десять буханок ржаного, и сливочное масло в жестяной квадратной коробке - тоже разложили по рюкзакам.
Когда распределяли продукты по лодкам, рюкзаки оценивали по объёму (поскольку вес значения не имел) Получив свою «долю» и ворча, что другим рюкзаки достались меньше, их плотно укладывали в носовой части лодки. Что где лежит - никто не смотрел. Как вы уже догадались, рюкзак с пометкой «НЗ» волею судьбы попал в тридцать седьмую лодку и при укладке (на дневках рюкзаки с продуктами вытаскивали из лодок и сносили в «продуктовую» палатку, при отплытии их разбирали по лодкам, причём каждый экипаж забирал свои) злополучный рюкзак как нарочно оказывался сверху. Откидываясь назад при каждом гребке, Тася упиралась спиной в сухари, острые сухарные углы впивались в спину. и больно ударялась об острые сухарные углы.
- Ой, опять! У меня, наверное, уже вся спина в синяках, - жалобно говорила Тася. И приступала к ставшему уже привычным допросу. - Кто нос укладывал (имеется в виду носовая часть лодки)?
Мурат с Антоном, в обязанность которых входила «доставка» из продуктовой палатки закреплённых за их лодкой рюкзаков и укладка в лодку, пожимали плечами и кивали друг на друга.
- Кто мне под спину сухари положил?! - бушевала Тася. - Это в который раз уже! Больно же!
Лодку перегружали заново, чертыхаясь и ворочая тяжеленные рюкзаки с консервами и крупой. В конце концов Марату с Тошей надоело это увлекательное занятие, и злополучному рюкзаку с надписью раз и навсегда определено было место на корме. Но он и там мешал и вечно попадался под ноги сидящему на корме рулевому. Отодвинуть рюкзак рулевой не мог, поскольку обеими руками держал неповоротливый и капризный руль, а отпустить его было нельзя: лодка молниеносно меняла направление и неслась на всех парусах в другую сторону. И приходилось просить...
- Да уберите же кто-нибудь этот чёртов рюкзак! Все ноги об него оббил, - под общий смех объявлял рулевой.