- Тась... ты ведь не бросишь папу? Он тоже тебя любит, а с Женей не разводится из-за меня. Он за меня боится, что я опять... А ты приходи почаще! - просила Настя.
- Не ходила б ты к ним, - уговаривала мама. - Он двух жён...
- Знаю! - обрывала её Тася. - Двух угробил, третьей изменяет, а я четвёртой хочу стать. А если на самом деле хочу? Ты об этом не думала?
- А с Настей что будет, у девочки неокрепшая психика, после такого... Ты об этом подумала? - наседала на Тасю мать.
- А Настю я люблю. И Вовку. И никогда не обижу ничем. Женька её работать заставляет в каникулы. Мачеха!
- Мачеха, говоришь? Девчонка из-за неё чуть не повесилась. Из-за мачехи. А ты говоришь, не любит... Женя ей как мать. Ну, что с девчонкой случится, если она грядку-другую прополет и зелень польёт? Ей пятнадцать уже, не маленькая. А Женьке одной не справиться, тяжело - одной-то, шесть соток-то!
Тася понимала, что мама права, и Женя тоже. С раннего утра они с Настей работали на участке: пололи, сажали, поливали, прореживали, подрезали, опрыскивали... А ближе к полудню уходили в дом - завтракать. Потом отдыхали - Женя возилась в доме, Настя с книжкой валялась в гамаке. После обеда уже не работали: играли во дворе в подкидного дурака, Вовка с лихостью заправского картёжника шлёпал картами по столешнице, и Женя с падчерицей хохотали. Падчерица... Слово-то какое - колючее, негладкое. Насте оно никак не подходило, как и слово «мачеха» Настиной мачехе.
Ещё они ходили в лес за малиной, которой много росло на вырубке, рядом с их дачами. Набирали по целому бидону. А вечером отправлялись в деревню покупать парное молоко. Приносили трёхлитровую банку. Пенистое, душистое деревенское молоко любили все, и за день выпивали всю банку. Остатками кормили соседскую кошку. Настя была всем довольна, даже когда уставала от работы на огороде (с шести утра до одиннадцати, с небольшими перерывами), - отцу никогда не жаловалась (Валерка бы сказал Тасе). А Вовка никогда не плакал, даже когда имел на это полное право. Пожевав подорожниковый листик, Женя прилепляла его к ободранным Вовкиным коленкам, целовала его в мокрую щёку и говорила с улыбкой - «Вот и всё. Вот и не болит! Не болит?». Вовка кивал головой и нерешительно улыбался в ответ - от мокрого подорожника боль проходила, и можно было снова бегать и играть.
Нет, никакая Женя им не мачеха. Она им - мать.
Вот кому уж точно надо было жаловаться - так это Жене, которая сидела безвылазно на участке всё лето. Но Женя не жаловалась - у них это было семейное, не плакать и не ныть. У Жени была отдушина - Тася, и она ждала её всю неделю, а когда Тася брала отпуск, праздник наступал для обеих. Женя ни в чём не подозревала - ни мужа, ни Тасю, и все трое были счастливы. На душе было так хорошо и так безмятежно, что Тася даже боялась: а вдруг это всё кончится? Что тогда? Как тогда - жить?..
Глава 15. Классика жанра
«Кончилось» - в тот поздний вечер, когда Тася зачем-то вышла в сад: ей помнилось, что под смородиновым кустом она оставила банку с ягодами. Ползая под кустом на коленях, Тася шарила в темноте руками, соображая -тот ли это куст или не тот... И вдруг услышала знакомый голос - Валерка разговаривал с кем-то по мобильнику. Тася прислушалась.
- Ну, не могу! Не могу я в выходные! У меня дети, дача, жена... Ты же знаешь я человек семейный. Ну, не расстраивайся ты так... Скоро сентябрь, Настя в школу пойдёт, Вовка в садик, и мы с тобой... Мариночка, детка, не надо обижаться, я же тебя люблю. Ну, хочешь, съездим с тобой куда-нибудь, дня на три. В тёплые страны. На Бали. Или в Доминикану. Хочешь? Только это уж в октябре, раньше никак не получится... На неделю? Ну, хорошо, поедем на неделю - только ты и я. Договорились. Ты звони, не пропадай. Вечером звони, в это же время. Ну, целуй меня... И я тебя! Пока!
Тася без сил опустилась на землю. Под руку попалась банка с ягодами, Тася досадливо её отшвырнула - невидимые в темноте ягоды рассыпались по невидимой траве, невидимая тоска сжала сердце невидимыми цепкими руками. Марина...
Девятнадцатилетняя Марина, похожая на куклу Барби, работала в банке всего два месяца. И без конца бегала к Валерке в кабинет - носила на подпись какие-то бумаги, письма, договора, платёжные поручения. Всего два месяца... Когда же они успели?
С Валеркой всё - поняла вдруг Тася. Ей такой не нужен. Ей вообще никто не нужен, она больше никому не поверит, никому не позволит себя обмануть, - горько думала Тася, забыв, что сама обманывала простодушную доверчивую Женю. Ни о чём не подозревающий Валерка ввалился к ним на террасу, громогласно возвещая - так что слышала вся улица - «Хозяйки! Есть кто дома? Коровка пришла, молочка принесла!» Валерка привёз молоко, за которым по воскресеньям ездил в деревню на джипе. Молока он покупал столько, что его хватало и на сметану, и на творог, и деревенские радовались, завидев знакомый серебристый джип: брал Валерка много и платил не скупясь и не торгуясь.