В углах приоткрытого рта Фэрли скопилась белая пена слюны. Наконец Стурка выключил и забрал магнитофон.
— Хорошо. Утром.
Они оставили Фэрли на койке, вышли и закрыли люк в потолке. Пегги сказала:
— Попозже я попытаюсь достать ему что-нибудь поесть. Может быть, поможет большое количество кофе.
— Только не слишком оживляй его. В этот раз мы не можем допустить, чтобы он сопротивлялся.
— Еще несколько кубиков наркотика, и он умрет. Тогда он совсем не будет сопротивляться. Вы этого хотите?
— Поговори с ней, — тихо сказал Стурка Сезару и первым начал подниматься по ступенькам.
— Ты начинаешь говорить как уклонистка, — заметил Сезар. Алвин протиснулся мимо них к лестнице, смущенно взглянул на Пегги и исчез.
Она тяжело оперлась о стену и рассеянно слушала голос Сезара. Ей удалось механически верно отвечая на его вопросы, и, кажется, это его удовлетворило. Но в глубине души она знала, что они правы относительно нее. Она сдавалась. Она беспокоилась о Фэрли — она была медсестрой, а Фэрли ее пациентом.
Фэрли проявлял необыкновенную мягкость к ней. Это не заставило ее доверять ему. Но ей стало очень трудно его ненавидеть.
16:45, восточное стандартное время.
Агенты секретной службы были представлены в большом количестве, они присутствовали безмолвно и хранили безразличный вид, но не старались остаться незамеченными. Они наблюдали, как Эндрю Би вошел в кабинет президента.
Осунувшееся лицо Брюстера приобрело серый оттенок.
— Спасибо, что приехали, Энди. — Это была бессмысленная любезность: никто не оставлял без внимания вызовы президента. Би кивнул, пробормотал «Господин президент» и занял указанное кресло.
Голова Брюстера качнулась в сторону боковой двери.
— Уинстон Диркс только что вышел. Целый день мы проводили здесь совещания, одно за другим. Я полагаю, это продлится еще полночи, поэтому вы должны простить мне, если то, что я скажу, покажется вам заранее заготовленной речью. — Крупное морщинистое лицо наклонилось вперед, губы Брюстера медленно растянулись в улыбке. — Возможно, мне следовало организовать совместное заседание и поговорить со всеми сразу, но эти вещи таким способом не делаются.
Би терпеливо ждал. Его жгучий печальный взгляд уперся в лицо президента; он испытывал одновременно и желание упрекнуть и сочувствие.
Президент взглянул на телевизор в углу. Би не помнил, чтобы когда-нибудь видел в этом кабинете телевизор с момента отъезда Линдона Джонсона; должно быть, его принесли сегодня. Звук был выключен, а на экране держалась неподвижная заставка с рекламой принадлежностей для ванной. Брюстер сказал:
— В ближайший час семь арестованных должны приземлиться в Женеве. Я думаю, мне стоит посмотреть.
— То, что вам приходится делать, причиняет вам боль, не так ли, господин президент?
— Если это вернет Клиффа Фэрли, я целиком «за». — Президент умерил свою улыбку. — О том, что случится, если мы не вернем его, я и хотел бы поговорить с вами, Энди.
Би кивнул, не высказав удивления, и президент продолжал:
— Я полагаю, вы тоже обдумывали такую возможность.
— Как и все. Я сомневаюсь, что сейчас в стране существует другая тема для разговоров.
— Я хотел бы узнать ваши взгляды.
— Ну, они, возможно, отличаются от ваших, господин президент. — Би слегка усмехнулся. — Они редко совпадают.
— Я ценю ваше мнение, Энди. И я считаю, что разногласия между вами и мной выглядят довольно мелкими, особенно если сравнивать их с некоторыми другими.
— Например, с сенатором Холландером?
— Например, с сенатором Холландером.
«Президент похож на несчастного мокрого кота», — подумал Би.
Брюстер ждал, когда он выскажется. С некоторым усилием Би собрался с мыслями:
— Господин президент, в настоящий момент мне почти нечего предложить. Я думаю, мы оказались между Сциллой и Харибдой. Если вы и считали себя в какой-то степени либералом, то сейчас у вас выбита почва из-под ног. Целый день я наблюдал входящие войска. Я полагаю, подобное происходит в каждом городе страны — похоже на состояние осады. Как я понимаю, они арестовывают каждого, кто выглядит подозрительно.
— Ну, это сильно преувеличено.
— Возможно, это не совсем подтверждается фактами, но зато полностью соответствует сложившимся настроениям. Мне кажется, люди чувствуют себя так, будто находятся на оккупированной территории. Многих арестовывают, а другие находятся под надзором, так что теряют всякую возможность побыть в одиночестве.