Стурка умер у ног Лайма. Он видел, как его лицо передернулось под маской смерти, но выражение глаз не изменилось, ничто не говорило о том, что он узнал его или хотя бы понял, что происходит. Стурка умер в угрюмом молчании, без последних слов. Он лежал на каменном полу, истекая кровью, и когда кровь перестала течь, Лайм пересек комнату и подошел к тому месту, где лежал Клиффорд Фэрли.
Усталость создавала ощущение попавшего в глаза песка. Он уже чувствовал расползавшийся по комнате едкий запах смерти. Стурка был мертв, и Корби убил одного из «Ранних пташек». Девчонка Остин лежала бесформенной грудой, сраженная пулей, которая ударила ее в грудь; транквилизатор еще некоторое время удержит ее без сознания.
И Фэрли. Орр достал ручной фонарь и потряс его, чтобы заставить гореть ярче. Возможно, освещение усиливало впечатление, но Фэрли казался мертвенно бледным. Лайм опустился на колени рядом с избранным президентом. Он услышал, как Орр сказал:
— Приведи врача, Вилкис.
Один из снайперов выбежал вперед, подавая знак каравану.
Когда врач прибыл, Фэрли перестал дышать.
— Для полной уверенности нужно вскрытие.
Лайм был слишком измотан, чтобы ответить. Он только уставился на доктора в тупом отчаянье.
— Вероятно, они накачали его наркотиками, чтобы держать в повиновении, — сказал врач.
— И это убило его?
— Нет. Его убила ваша начиненная транквилизатором пуля. На фоне того, что уже содержалось в его организме, она стала смертельной дозой. Послушайте, у вас не было возможности предусмотреть это. Я могу засвидетельствовать.
Лайм не испытывал потребности переложить вину на кого-нибудь другого. Это было не существенно. Внимания заслуживал только один факт. Он совершил ошибку, и она стоила Фэрли жизни.
— Вы все сделали правильно. — Орр искренне заблуждался. — Никто из них и пальцем не успел дотронуться до Фэрли. Мы вывели их из строя до того, как они попытались заняться им. Послушайте, это не ваша вина…
Но Лайм уходил прочь. Один из агентов вызвал конвой по «уоки-токи»; и Лайм вышел наружу, чтобы встретить его, надеясь, что ночь облегчит тяжесть мыслей и чувств.
— Мне жаль. Мне чертовски жаль, сэр.
Лайм легким кивком дал Шеду Хиллу понять, что принимает его сожаления.
— Я должен поговорить с кем-нибудь по скремблеру. Попробуй связаться с Вашингтоном.
— С президентом?
— С любым, с кем получится.
— Хотите, я сделаю это, сэр?
В глубине души он почувствовал признательность и дотронулся до руки Шеда Хилла.
— Спасибо. Я думаю, что сам справлюсь.
— Я хочу сказать, что мог бы…
— Займись связью, Шед.
— Да, сэр.
Он посмотрел, как парень вприпрыжку сбежал по склону холма к «Лендроверу» и последовал за ним, гораздо более медленно, двигаясь, как сомнамбула, и спотыкаясь о неровности дороги.
Вокруг машины стояли восемнадцать — двадцать снайперов, наблюдающих за ним с виноватым сочувствием. Он подошел к их маленькой группе, и они расступились перед ним. Добравшись до «Лендровера», он ощутил такую слабость, что усомнился, сможет ли удержаться на ногах. Он отогнул вниз подножку и сел на нее. Шед Хилл протянул ему телефонную трубку.
— Это Саттертвайт. Он в штабе.
Из трубки доносился сильный треск. Статические помехи, или неисправности в работе скремблера, или, возможно, просто шум в самом кабинете.
— Говорит Лайм.
— Дэвид? Где вы?
— Я в пустыне.
— Ну?
— …Он мертв.
— Кто? Кто мертв?
— Клиффорд Фэрли.
Тишина заполнила собой фон постоянно прорывающихся помех.
Наконец послышался голос, настолько слабый, что Лайм с трудом различил его:
— Господи Всемилостивейший.
— Мы взяли их всех, если это имеет значение. Стурка и Ренальдо сыграли в ящик. — Господи. «Сыграли в ящик» — выражение, которое он не произносил и не слышал на протяжении пятнадцати лет.
Саттертвайт что-то говорил, но Лайм не уловил смысла.
— Что?
— Я сказал, что это позволяет Брюстеру вернуться в свой кабинет еще на четыре года. Пару часов назад сенат проголосовал за отстранение Холландера. Они внесли поправку в Акт преемственности. Теперь он лежит на столе президента для подписи.
— Я не знаю, о чем вы говорите. И не уверен, что меня это интересует.
— Я понимаю. — Голос Саттертвайта был едва слышен, слова с трудом доносились. — Я должен знать, как и почему умер Фэрли, Дэвид.
— Он умер от избыточной дозы транквилизаторов. Я полагаю, можно считать, что это я убил его. Мне кажется, вы вправе сказать так.