Когда у забора остановилась чёрная «Волга» и оттуда вылез секретарь обкома с командиром дивизии, перепалка между двумя лагерями достигла своего апогея, но мигом почтительно заглохла. Командир дивизии махнул рукой и майор Сердитов «орлом» перескочил через забор и молодцевато предстал перед «хозяином области», хотя в душе всё дрожало от предчувствия беды. Обнадёживало только то, что Ельцин был слегка пьян и глядел на происходящее весёлыми глазами, в отличие от хмурого командира дивизии полковника Петрова.
Когда утром доложили о наглой краже военными со стройки новенькой сварки, партию которых с огромным трудом выбили у производителей вне графика, то Ельцин был сильно раздосадован. Стройка пивзавода была союзного значения, с участием чехословацких специалистов и сильно отставала по графику производства работ. Своих дел и проблем в области хватало, но и эту стройку пришлось брать под свой личный контроль и чуть ли не каждый день уделять часть рабочего времени для решения возникающих проблем, использовать свой авторитет в пробивании или выдавливания скудных лимитов. Да ещё перед Москвой оправдываться. А тут ещё сварку украли…
Но…, но… сама возможность проехать в 32 военный городок, разгладила суровые складки на лице секретаря обкома. Командиром дивизии до недавнего времени был генерал-майор Фурсин, с которым Ельцина связывали приятельские отношения и Борис Николаевич, как минимум, раз в неделю с удовольствием приезжал в городок. Конечно, неплохо при этом усугубляли, но и между делом решали разные вопросы в пользу дивизии. А вот с новым командиром дивизии полковником Петровым отношения не сложились сразу. Был он сам себе на уме, замкнутый, неохотно шёл на контакт и как Ельцин знал, и в дивизии он не пользовался уж каким-то большим авторитетом в офицерском коллективе. «Шатун-84» — так его за глаза звали офицеры и прапорщики за неприятную привычку шататься по ночам по дивизии с проверкой или так просто.
Давно там не был Борис Николаевич, поэтому воспользовавшись случаем, решил проехать и немного развеяться. Неожиданное появление секретаря обкома в своём кабинете, неприятно удивило командира дивизии и особенно причина посещения, озвученная сходу. Но полковник Петров, зная привычки Первого, мигом выставил на стол выпивку и закуску, что ещё больше улучшило настроение Ельцина. Пообщавшись и разговевшись, военное и гражданское начальство на чёрной обкомовской «Волге» прибыло на место разборок.
Майор Сердитов сразу понравился своим независимым видом и достоинством, с которым представился начальству. Выслушав краткий и толковый доклад офицера, Ельцин обернулся к главному инженеру стройки, который был на данный момент старшим среди строителей. Менты заняли нейтральную и выжидательную позицию, даже слегка отодвинувшись, как бы говоря — А нам что? Нам ничего…! Что прикажут — то и выполним…
— Ну… а ты что, главный инженер, доложишь, — внешне весело спросил Ельцин, в глубине души раздражаясь, что не может вспомнить ни имени, ни отчества работника. Вот крутиться всё это где-то в глубине, а вспомнить никак не получается.
А главный инженер стушевался, что вот так сразу и без подготовки нужно докладывать и путано стал рассказывать о краже, свалив в одну большую кучу всё — и кражу сварки, срывающийся из-за этого график работ, следы солдатских сапог, ночной пустырь… — и в ужасе замолчал, понимая, что своим бестолковым докладом банально и публично опозорился на глазах у своих подчинённых работяг и на фоне бравого майора выглядел довольно бледно. А от этого, неожиданно для себя, брякнул:
— И майор, врёт как сивый мерин. Врёт…, говорит, что сварку сам купил…, — и ещё больше ужаснулся.
А Ельцин обрадовался, внезапно вспомнив имя и отчество инженера, и назидательно произнёс:
— Сергей Александрович, советский офицер, майор не может врать, как сивый мерин… Хорошо. Я тебя услышал, а теперь ты мне расскажи, — обратился он к рабочему солидного вида.
Тот приосанился. Не часто самого секретаря обкома приходится видеть, даже издалека, а тут с самим разговаривать. Будет о чём сегодня вечером небрежно рассказать дома и приятелям. И стал толково излагать суть дела, одновременно как бы жалуясь, что его — рабочего, так сказать, Пролетариат с большой буквы — оскорбили, самой вероятностью, что он сам и продал эту сварку майору, как тот утверждает… Рабочий увлёкся, видя поощрительную улыбку Ельцина, и чтобы более убедительными были его слова, стал вообще говорить, чего бы не стоило.