Аплодисменты грянули дружным плеском. Депутаты пожимали руки Лагиша.
— Этот день должен быть отмечен в истории, — говорили они, — какая победа, какая необычайная победа. Впервые Франция видит во главе правительства подлинного демократа и социалиста!
— Автономия колоний!
Весь Париж кипел, как добрый горшок. Это было нечто неслыханное.
Газетная склока никогда еще не принимала таких размеров.
«Action Franqaise»[11] требовала немедленного мщения. «Хороший выстрел из револьвера или адская машина легко могла бы поправить дело», — писали ретивые монархисты.
Крайние левые газеты глухо констатировали факт:
ГЕКТОР ЛАГИШ,
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО
СОЦИАЛИСТ,
ВЫДАЕТ ВЕКСЕЛЯ
НА АВТОНОМИЮ КОЛОНИЙ
ПОД СВОЕ КРАСНОРЕЧИЕ
И МИНИСТЕРСКИЙ ПОРТФЕЛЬ.
ГРАЖДАНЕ! ХРАНИТЕ ЭТИ ВЕКСЕЛЯ ДО СЛЕДУЮЩЕЙ СМЕНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА — КОТИРУЮТСЯ НАРАВНЕ С АКЦИЯМИ «ОБЩЕСТВА НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ».
В витринах магазинов Лагиш видел рядом с подвязками и презервативами тысячи своих отражений, еще более, чем он сам, походивших на Наполеона.
Но всего многозначительней был разговор с павшим премьером. Он произошел там же, в кулуарах Палаты депутатов.
Дюкане своей стремительной походкой первым направился навстречу своему преемнику, протянув вперед обе руки.
— Позвольте от души принести вам мои сердечные поздравления, — заскрипел он, как плохо смазанные часы, — желаю вам блестящих успехов.
— Благодарю вас, — сдержанно отвечал Лагиш, стараясь придать своему лицу выражение вежливой непроницаемости.
— Итак, мы поменялись ролями, — продолжал Дюкане конфиденциально, беря под руку премьера и делая с ним вперед несколько шагов, — теперь мой черед пускать в вас свои стрелы. Министерские портфели напоминают мне кубки спортивных обществ. После решительных состязаний они меняют своих хозяев.
— Вы все еще продолжаете шутить, ваше превосходительство?
— Нет. Я продолжаю лишь начатую игру.
— Но разве она…
— Не кончилась? — хотите вы сказать. Нет, она только еще в своем разгаре. Перемена мест не меняет ее сущности.
— Но я понимаю свою задачу несколько иначе. Результаты нашей борьбы для меня и моей партии важнее самого процесса игры.
Дюкане двумя пальцами потянул себя за русую бородку — глаза сузились в щелки, откуда брызгал смех.
— Не спешите слишком с результатами, мой дорогой противник, — никто их не может предвидеть заранее. Чаще полезнее, когда игра кончается вничью. И потом — если игра кончена — что остается делать игрокам? Взять свои шапки и разойтись по домам.
Лагиш прервал его вопросом, стараясь придать ему большую искренность:
— Ответьте мне прямо и честно на один вопрос, ваше превосходительство.
— Честно? — Дюкане пожал плечами. — Честно? Вы требуете невозможного, мой молодой преемник. Впрочем, насколько мои политические убеждения позволяют мне ответить вам в большем или меньшем соответствии с истиной, — я готов.
— Что побудило вас пойти на капитуляцию, если вы считаете, что дело ваше не проиграно?
— Вот прямой вопрос, на который я с радостью отвечу так же прямо.
Дюкане сделал шаг в сторону и, дернув головой, ответил веселым тоном разбитного малого:
— Есть моменты, черт возьми, когда выгоднее играть на понижение. Ничто не следует исчерпывать до конца. У военных это называется отступлением на заранее заготовленные позиции. От души желаю вам иметь их в свою очередь.
Он сделал приветственный жест рукой, торопясь дальше — всегда подвижный, полный энергии и воли, несмотря на свои шестьдесят лет. Лагиш вспомнил о том, что еще за несколько дней до падения министерства Дюкане говорили о том, что этот последний становится во главе крупной компании, все предприятия которой связаны с колониями.