ГЛАВА ТРЕТЬЯ — ПАТЕТИЧЕСКАЯ
В полдень Лагиш был у себя в министерстве. По дороге он успел прочесть красный листок со стенограммой, номер конфискованного «Блага народа», был задержан на площади Конкордии толпой манифестантов, видел свое изображение в руках художника Виньело, ознакомился с мнением о себе Панлевеса, — одним словом — зарядился в достаточной мере. Приемная кишела жаждущими аудиенции. В зале заседаний все члены комитета были в сборе. На столе лежала повестка из Палаты от председателя. Начальник полиции и префект города убедительно просили принять их вне очереди. По телефону требовали Лагиша на экстренное партийное собрание. Делегаты объединенного президиума социалистического блока во всеуслышание высказывали свое негодование. Журналисты с вечными перьями интервьюировали его на ходу. По радио получены были телеграммы весьма тревожного характера о начинающемся брожении среди чинов дисциплинарных батальонов колониальных войск. Местное население оказывает им поддержку. Слухи эти муссируются на бирже. В связи с этим франк снова стал падать.
Лагиш почувствовал легкое сердцебиение; обессиленный, он опустился в кресло, — наполеоновский профиль заметно линял. В конечном счете, справиться со всей этой уймой дел одновременно не в силах человеческих. Лагиш приказал подать себе крепкого чаю.
Телефонная дробь прервала его оцепенение.
— Что еще? — свирепо крикнул премьер.
Заглушённый, старческий, пришепетывающий голос зацарапал ухо министра.
— Кто говорит?
M-me Какерлак, втиснутая в узкую телефонную кабинку, — едва дышала от волнения, страха и неумения обращаться с телефоном.
— Это я, господин министр…
— Это я… если вы позволите, m-me Какерлак…
— Ну да, m-me Какерлак, которая, если позволите, господин министр, то есть, ваше превосходительство — приходится матерью известной вам танцовщице m-lle Флипотт Какерлак…
— Ну вот, господин министр, я говорю от лица своей дочери, m-lle Какерлак, что она лежит и не может сама явиться к вам.
— Конечно, я понимаю, что сейчас не такое время…
— Я бы никогда не осмелилась, ваше превосходительство.
— Мне очень трудно говорить, но меня просила дочь, то есть Флипотт: пойди позвони Лагишу, то есть вам, ваше превосходительство, что я больна, то есть она — моя дочь — больна, вывихнула себе ногу и может случиться, что придется лежать долго, даже больше недели, а за это, как вам известно, по головке не погладят…
— Короче?.. Конечно, это будет большое счастье, если болезнь ее протянется короче…
— Ах, вы просите, чтобы я говорила покороче?..
— Понимаю, понимаю… у вас серьезные дела, господин министр, я даже читала, как вас бранили эти безбожники…
— Нет, чего же… Я тоже понимаю… их нужно всех…
— Виновата, ваше превосходительство, вот я и решилась просить вас как-нибудь помочь мне… Потому что я одинока и никакого заработка…
Лагиш багровел. Если бы он мог, то запустил бы в старуху трубкой. Но внезапно раздражение его приняло другой оборот.
«Конечно, во всем виновата Флипотт. Все это ее ловушка. Она сама говорила о какой-то политической тайне».
— Чепуха! — закричал он. — Вздор, сударыня! Я знаю все ваши штучки. Вы позволяете себе меня шантажировать! Я не позволю! Я сейчас же распоряжусь арестовать вас! Арестовать! И допросить! Да! Арестовать!