Однако внимательно следя за реакцией детской аудитории, мы убедились, что как раз цели просвещения-то и не были в ходе спектакля достигнуты. Все, что говорилось в первом действии (чем мужчина и женщина отличаются друг от друга и что они делают друг с другом), дети уже знали. Содержание же второго действия (устройство внутренних половых органов, физиологические основы оплодотворения, процесс беременности и родов) еще не находились, по терминологии психолога Л. С. Выготского, «в зоне ближайшего развития», и дети просто ничего не усвоили.
Но зато было усвоено другое: что со взрослыми, как и с детьми противоположного пола, можно (и даже нужно!) говорить «задорно и весело» о стыдном. Более того, стыдное оказывается вовсе не стыдным, ибо «что приятно, то не стыдно».
И по логике вещей — почему, собственно, поборникам просвещения можно рассуждать логически, а нам нельзя? — родители уже не вправе будут выразить недовольство, если вдохновленный воскресным утренним спектаклем, ночью к ним в спальню ворвется крошка-сын и заявит: «Вы тут трахаетесь, а мне там одному скучно!» Учительница же, увидев на доске похабщину, не посмеет возмутиться, найти виновного и отвести его к директору. А если кому-нибудь на уроке приспичит… как бы это сказать… ну, в общем, заняться «приятным», то она прямо-таки обязана будет прервать — нет, не темпераментного школяра! — объяснение. И, вспомнив театральный шансон с рефреном «что приятно, то не стыдно», призвать класс к подражанию. Чтобы не прослыть дурой.
Смешно? Не верится? Что ж, давайте снова совершим небольшое путешествие в «параллельное время», в общество второго витка. Перед нами недавно переведенная на русский язык книга «Игровая терапия: искусство отношений». Автор — Г. Л. Лэндрет, известный американский психотерапевт. «Позволять ли ребенку мочиться на пол в игровой комнате — это большой вопрос», — пишет он. И в качестве личного мнения добавляет: «Не следует разрешать детям писать в бутылочку с соской, а потом пить мочу».
Вы думаете, что речь идет о пациентах, страдающих тяжелой умственной отсталостью? — Ничего подобного! Имеются в виду так называемые «дети с проблемами»: чересчур застенчивые, расторможенные, не умеющие контактировать с людьми и т. п. То есть дошкольники и школьники с разнообразными невротическими признаками. Живут они в семьях, как правило, достаточно обеспеченных, потому что игротерапия, модное сейчас на Западе направление, — удовольствие отнюдь не дешевое (по признанию самого автора книги). Иными словами, это опять-таки не маргинальные семьи, а средний класс.
Что же еще фигурирует в списке ограничений на занятиях игротерапией, которая, по убеждению авторов этого метода, способствует установлению нормального контакта между взрослым и ребенком? В списке целых 54 пункта, но мы приведем лишь несколько. Итак, в игровой комнате запрещается: курить, бить окна, поджигать вещи, писать на доске грязные слова, бить терапевта, брызгать в терапевта водой. (Впрочем, последние два пункта далеко не всегда соблюдаются. Мы в Германии видели девятилетнего мальчика, который на сеансе игротерапии бил терапевта-женщину ногами и не просто брызгал, а окатывал ее водой из ведра.) Но продолжим. Нельзя полностью раздеваться, справлять нужду на пол, открыто мастурбировать (втихаря, стало быть, можно; в игровой комнате обычно предусмотрены укромные уголки, чтобы ребенок мог при желании уединиться). Сам по себе ни один из этих пунктов не вызывает возражений. Действительно нельзя бить окна, поджигать вещи, накладывать кучу на пол. Но согласитесь, наших детей с непомраченным рассудком не надо об этом предупреждать, им просто не придет в голову, явившись на занятия, вытворять что-то из перечисленного. Такое может быть только в том случае, если барьер между взрослым и ребенком фактически разрушен, если возможен следующий диалог (цитируем все ту же книгу Г. Л. Лэндрета):
«Терапевт: Роберт, я вижу, ты и в самом деле на меня рассердился.
Роберт: Да! И сейчас точно тебя пристрелю.
Терапевт: Ты так сильно рассердился на меня, что готов меня застрелить. (Роберт к тому времени уже зарядил игрушечное ружье и начинает прицеливаться в терапевта.)
Роберт: Ты не можешь остановить меня! Никто не может! (Прицеливается в терапевта.)
Терапевт: Ты такой сильный, что никто не может тебя остановить. Но ты можешь представить себе, что кукла Бобо — это я, и выстрелить в Бобо».
Подобные примеры можно приводить до бесконечности, но надеемся, «вышеизложенного» вполне достаточно, чтобы нарисованная нами картина последействия белорусского спектакля не показалась такой уж фантастической карикатурой. Разумеется, один спектакль не в состоянии разрушить столь фундаментальные иерархические отношения, как отношения взрослого и ребенка. Но если таких спектаклей, фильмов, книг будет много, если они станут нормой, то отчего же нет?
Нам кажется, что сейчас наступил момент, когда в самом прямом смысле слова от каждого из нас зависит восстановление или, наоборот, окончательная потеря иммунитета. Иммунитета к самым разным социальным болезням, в том числе и к разрушению традиционных культурных норм, уничижительно именуемых «совковой психологией». И ссылки на государство, занятое совсем другими делами, и на бессилие слабого бесправного человека не могут служить оправданием. В конце концов, никто сейчас, держа пистолет у виска, не заставляет перенимать западные образцы поведения и воспитания. Как никто не мешал красным от стыда родителям взять своих детей за руку и вывести из минского ТЮЗа прямо посреди веселого «просветительского» спектакля. Но ни один этого не сделал. Видимо, боясь показаться замшелым и дремучим.
Что ж, хозяин — барин. Только не забывайте, что зa «А» всегда следует «Б». И это только начало алфавита.
Человек нашей культуры, прочитавший предыдущую часть, вправе задать вопрос с оттенком возмущения:
— Что ж, по-вашему, проблемы эбьюза вообще не надо обсуждать? Пускай взрослые развращают детей, пускай дети живут с тяжелой травмой в душе, с изломанной психикой, пускай гадкие скоты знают о своей полной безнаказанности, а общество будет трусливо молчать? Вы к чему призываете — к зaгoвоpу равнодушных?! Хватит! У нас это уже было! Сыты по горло!
Представитель же западной цивилизации, носитель общечеловеческих ценностей, которого мы условно назовем «общечеловеком», даст менее экспансивный, но более обстоятельный комментарий:
— Подобный подход к болезненным социальным проблемам характерен для обществ переходного периода. Тоталитарные тенденции еще очень сильны, и люди склонны замалчивать вопросы, которые им кажутся неприличными для обсуждения. Но через это надо пройти. В демократическом обществе не может быть запретных тем. И тема эбьюза должна обсуждаться широко и открыто.
Все это звучит настолько аксиоматично, что вроде и возразить невозможно. Но тем не менее мы попробуем.
Нам кажется весьма спорным тезис о том, что надо все и везде обсуждать, и чем откровеннее, тем лучше. Особенно когда речь идет о традиционных культурах, к которым, нравится это кому-то или не нравится, принадлежит и русская культура. Более того, специалисты-этнологи относят ее к типу культур репрессивных, то есть таких, в которых происходит бессознательное подавление и вытеснение целого ряда чувств, тем, явлений и т. п. По-видимому, это восходит к основам православия. Прекрасно высказался на эту тему отец Павел Флоренский. Он писал, что есть «внутренние слои жизни… которым надлежит быть сокровенными даже от самого Я. (Не то, что от других! — И. М., Т. Ш.). Таков по преимуществу пол» (курсив наш).
Впрочем, в последнее время мы все чаще задумываемся: а так ли уж полезна и для рационального западного общества «тотальная» гласность, публичные обсуждения того, о чем еще совсем недавно и у них полагалось молчать? Вообще рассуждения по типу «или-или» «или все — или ничего» чем дальше, тем больше напоминают наживку, на которую рассчитывают поймать (и до сих пор ловят, хотя и в меньших количествах) простодушных людей. Или все, как по команде, обсуждают эбьюз (а также поочередно проституцию, гомосексуализм, заражение СПИДом, жизнь «воров в законе», «опускание» уголовников, дрязги в среде музыкантов) или опять-таки все общество об этом «трусливо молчит».