– Нет, – покачала головой Ира, – не имею.
– Ас работой твоей мамы это не может быть связано?
– Вообще-то вряд ли, моя мама не занимается политикой и всякими разборками тоже, она пишет по женским вопросам.
– Это что еще такое – женские вопросы? – хмыкнул Леха. – Про одних баб, что ли, пишет?
– Ну, в общем, да. Мама как-то даже говорила бабушке, что она не имеет права заниматься острыми темами, пока дочку не вырастит. Так что…
– Понятно. Значит, эта версия отпадает.
Надо же, второй раз подряд нам попадается такое странное дело – кто-то что-то ищет в чужой квартире.
– Да? А в прошлый раз что искали? – заинтересовалась Ира.
– Это мы тебе потом расскажем. А сейчас надо бы пораскинуть мозгами…
– Скажи, Ира, – подала голос Саша, – а среди твоих знакомых или маминых нет никого, кто любил бы такие глупые шутки вроде той записки с предупреждением?
– Мы с мамой уже думали, но ничего нам в голову не пришло. Явно этим никто не занимается, а там кто их знает…
– А милиция хотя бы ищет преступника?
– Ищет. Но найдет ли… А вообще, знаете что? Не надо никого искать. Глупости все это.
Ну, допустим, вы найдете воров, и что? Вещи украденные вернете? Воров в тюрьму засадите?
Не засадите. Тогда зачем все это? Лучше забыть.
Ну, расстроится мама из-за цацок своих, ничего, переживет. Спасибо вам, ребята, но ничего не нужно. Бесполезная трата времени. Если я когда-нибудь чем-нибудь смогу вам помочь, обращайтесь, а сейчас… Да, если мне когда-нибудь что-нибудь серьезное понадобится, я тоже буду иметь вас в виду, а сейчас… нет, не надо. Простите меня. Пошли, Роза!
Она схватила за руку совершенно обалдевшую Тягомотину и уволокла из квартиры так быстро, что никто и опомниться не успел.
Когда первый приступ удивления прошел, Никита спросил:
– Ну и что все это значит?
– Наифиговейшая фигня! – отозвался Леха. – Ненормальная какая-то.
– Естественно, – кивнула Ксюша. – Разве нормальная может с Тягомотиной дружить?
– Да уж… очень странно, – пожала плечами Саша. – Если ей ничего не нужно, зачем тогда пришла? Допустим, в первый момент она подумала – чем черт не шутит, а вдруг эти дураки что-то найдут, а потом решила, что это не имеет смысла? Разве что так?
– Ничего вы не понимаете! – закричала вдруг Маня. – Неужели не ясно?
– Что? – удивленно взглянула на нее старшая сестра. – Что нам должно быть ясно?
– Она же испугалась!
– Испугалась чего?
– Не знаю, но испугалась, что мы можем докопаться до чего-то лишнего. А может, и вовсе она сама все это устроила.
– Что? Сама себя обокрала? – хмыкнул Никита.
– А кстати, такое тоже возможно, – заметил Зорик.
– Именно, именно, – горячилась Маня. – Ведь что украли-то? Украшения! А деньги не тронули! Значит, скорее всего она просто…
– Погоди, Маня, – прервал ее Гошка. – Это же глупость. Зачем ей красть драгоценности у матери? Скорее бы уж она деньги стибрила…
– Да что вы придумываете фигню какую-то?
На фиг это кому-то нужно? Или только девка эта вовсе полоумная…
– Я же говорила, от Тягомотины ничего нормального не жди, – фыркнула Ксюша. – Значит, как я понимаю, ничего мы расследовать не будем.
– Что ж тут расследовать? – пожал плечами Никита. – Девушка в наших услугах не нуждается. Ну и не надо, нам же лучше.
«Тебе, может, и лучше, – подумала Маня, – а вот Гошке хуже. Ему просто позарез нужно какое-то интересное дело».
Они еще немного потрепались на общие темы и стали расходиться. У Гошки остался только Леха.
– Ну, как тебе это нравится? – в сердцах спросил Гошка. – Чтобы я еще раз связался с Тягомотиной… И она еще возникает по поводу Ксюхи!
– Ты знаешь, я сам не большой любитель Тягомотины, но тут она, между прочим, не виновата. Она хотела как лучше, а вот эта тощая очкастая дурища… Или нет, она не дурища.
Она… Малыга правильно сказала – она струхнула. Но не потому, что сама свою мамашку грабанула – это фигня, а потому,..
– Ну, почему, интересно знать?
– Потому что она знает какой-то секрет.
– Какой секрет?
– Эх, кабы знать… Короче, Гошка, мне эта очкастая внушила подозрение.
– Слушай, Леха, ты же сам говоришь, что она свою мать не грабила, так в чем же ты ее подозреваешь?
– Она что-то знает про ограбление. Или, вернее, про то, что там искали. Зуб даю!
– Ну и пусть. Нам-то какое дело? Пускай у нее голова болит. Она же от нашей помощи отказалась.
– Слышь, Гошка, а если ее просто припугнули, а?
– Кто?
– Ну мало ли…
– Леха, ты соображаешь, что говоришь?
– Очень даже соображаю.
– А по-моему, нет. Сам посуди, неужели кто-то ее отловил и сказал: «Не смей ничего рассказывать этой компашке, они там все сплошь гениальные и запросто все раскроют, поэтому молчи в тряпочку». Так, по-твоему, да?
– Ну, ты из меня придурка-то не делай. Ясно же, что дело не в нас. Она, наверное, за маму свою боится. Это все сказочки для деток – мамуля в политику не суется, занимается женскими вопросами. А женщины что, не люди? Среди них что, преступниц нет? Есть, да еще какие жуткие, почище мужиков. И воруют они не хило. Может, мамашка этой очкастой совсем случайно нарыла что-то про какую-нибудь бабу, ну и…
– Интересно мыслишь, Шмаков.
– А то! Небось не мякиной башка набита.
– Ну и что предлагаешь?
– Да есть варианты…
– Ну?
– Во-первых, можно последить за очкастой, поглядеть, куда и когда она ходит, кто к ней ходит, и все такое прочее.
– А другой вариант?
– Другой? Можно, например, тебе пойти и поговорить с ней с глазу на глаз. Мол, я все понимаю, ты испугалась, что нас так много, и правда, в такой компании всегда может произойти эта… как ее… утечка информации, сколько бы мы ни клялись молчать в тряпочку.
– Ну, допустим. Правда, Тягомотина мне с самого начала предлагала заняться этим делом с ней вдвоем, но я ответил, что вдвоем мы не справимся.
– Ну, дает жизни Роза! Она что, тоже в тебя втрескалась?
– Фиг ее знает. Мне про это даже думать тошно. Я с ней не могу спокойно разговаривать, через десять минут уже на стенку лезу.
– А ты знаешь, Гуляев, что от ненависти до любви один шаг? – заржал Леха. – Ладно, шутки в сторону. По-моему, это шанс – напрямую поговорить с очкастой. Но только мне кажется, это не тебе надо с ней поговорить.
– А кому же?
– Тут тоже два варианта.
– Валяй, выкладывай!
– Ну, первый вариант – Малыга.
– Маня?
– Да. Она такие штуки здорово умеет, любого уболтает. И потом, ей как-то люди верят, даже незнакомые.
– Вообще-то да. Ну, а второй вариант?
– Зорик.
– Почему именно Зорик?
– Потому что очкастая на него свой очкастый глаз положила.
– Да что ты ее все очкастой зовешь? У нее имя есть.
– Ах, извините, ваше благородие, Ира устремила на Зорина свой восторженный взор. Так тебе больше нравится?
– Слушай, Леха, а с чего ты это взял? Я ничего такого не заметил.
– А я заметил. Она как его увидела, сразу прибалдела. Так что у нас есть шанс. Представляешь, как обрадуется такая очкастая замухрыга, если ей позвонит такой красавец?
– Во-первых, она вовсе не замухрыга, вполне нормальная девчонка. А во-вторых, ты, может, ее телефон знаешь?
– Нет, – растерялся Леха, – я думал, ты знаешь.
– Нет, представь себе, не знаю.
– Ну, в принципе, это, наверное, можно узнать.
– Как? Я даже фамилии ее не знаю.
– У Тягомотины можно спросить.
– Да? Вот ты и спрашивай! Во-первых, она теперь этот телефон ни за что не даст, сразу просечет, что мы что-то затеваем без нее, и вообще… Ну ее на фиг, вместе с ее подружкой. Еще не хватало нам навязываться.