— Лора Ильховская, — и он от меня больше взгляда оторвать не мог. — Я ему тихо так: — Вам бы, Павел, объявить, что вечер окончен и выпроводить всех. А я вернусь… — и отошла от него. Села в уголок и стала ждать, как быстро он ото всех отделается.
Для начала он предложил выйти в сад. Все тетки, как крысы за дудочкой, устремились за ним. Я, посмеиваясь, задержалась на крыльце. Потом села в машину и, отъехав немного, сказала шоферу, чтобы свернул куда-нибудь. Выждала минут двадцать и окружным путем вернулась к музею. Было ощущение, что там никого нет. Я все-таки вышла и увидела свет от фонарика. Из беседки вышел Павел.
— Я так понял, что вы хотите осмотреть музей без посторонних, — взволнованно начал он. — И верно! Чужое присутствие смущает. Именно ночью, при свете канделябров надо осматривать и чувствовать.
Мы вошли в гостиную, где только что был концерт. Он шел впереди меня, держа в руках подсвечник. Я подошла к роялю, еще дрожавшему от звуков, и облокотилась, на него. Пламя свечей задрожало, заколебалось от моего дыхания.
— Хочу погрузиться в темноту, чтобы полнее слиться с прошлым… — прошептала я. Он погасил свечи… — Лора прикрыла глаза, помолчала. И заметила: — В старину и впрямь умели делать вещи. Выдержал нас рояль, поскрипел немного, но ни одна ножка не обломилась…
— Я впервые так играю на рояле, — признался мне Павел.
— И как находишь?
— Восхитительно. В игре участвует не только душа, но и тело.
Потом я сделала кое-что для Дома великого композитора, который оказал мне гостеприимство, и вплотную занялась директором.
— Уж не замуж ты за него собралась? — поинтересовалась в шутку Гелена.
Лора задумалась, пощипывая мочку уха.
— Он красив, не лишен таланта. Потрясающий любовник. Но он всего навсего директор музея.
— Так сделай его кем-нибудь… Не знаю… директором Большого театра или Третьяковской галереи…
— Я не из тех, кто делает мужчин, я из тех, кто берет состоявшихся.