А поскольку ни Г. И. Петровский, ни Ф. Н. Самойлов, хотя и оставили воспоминания, но не упоминают в них о приезде И. В. Джугашвили в Енисейск, можно утверждать, что его встреча с А. Е. Бадаевым произошла здесь не ранее второй половины июля — конца августа 1916 г. Может быть, она была связана с призывом И. В. Джугашвили на военную службу? Для ответа на этот вопрос обратимся непосредственно к воспоминаниям А. Е. Бадаева. «Когда товарищ Сталин приезжал из Туруханска в Красноярск, — отмечал он, — нам удалось обойти всех полицейских и охранников. Он заехал к нам в Енисейск, и мы тут встретились… Как мы ни конспирировали, но ссыльные узнали, что у нас был товарищ Сталин»{21}.
Если бы в данном случае речь шла о приезде И. В. Джугашвили в Енисейск в качестве призывника-новобранца, то он должен был появиться здесь открыто, и не один, а с целой партией ссыльных, призванных на военную службу. По этой причине ему не нужно было «конспирировать» от других ссыльных. А поскольку на военную службу И. В. Джугашвили был отправлен в середине декабря 1916 г. и обратно в Туруханский край уже не возвращался, его встреча с А. Е. Бадаевым в Енисейске могла произойти не позднее середины декабря 1916 г.
О том, что появление И. В. Джугашвили в Енисейске не имело никакого отношения к его призыву на военную службу, говорит другое свидетельство А. Е. Бадаева. «Однажды, — писал он, — власти вызвали Сталина в Красноярск. На обратном пути, обманув бдительность конвоя, он сумел пробраться к нам в Енисейск, где к тому времени мы отбывали ссылку»{22}.
Все это вместе взятое дает основание поставить вопрос об очередном побеге И. В. Джугашвили из ссылки[63].
Что же могло толкнуть его на этот отчаянный шаг? Не исключено, что новое осложнение с братьями Перепрыгиными. Как явствует из приведенной выше записки И. А. Серова, Л. П. Перепрыгина имела от И. В. Джугашвили двух детей: «…Примерно в 1913 г., — говорится в этой записке, — родился ребенок, который умер. В 1914 г. родился второй ребенок, который был назван по имени Александр»{23}. Если учесть, что И. В. Джугашвили поселился в Курейке в марте 1914 г., то первый ребенок мог появиться на свет не ранее декабря этого года, а второй — не ранее 1916 г. По сведениям А. Колесника, Александр родился в начале 1917 г. Следовательно, И. В. Джугашвили снова вступил в связь с Л. П. Перепрыгиной весной 1916 г. На этой почве между ним и ее братьями вполне мог возникнуть новый и еще более острый конфликт, единственным выходом из которого являлось бегство.
Если весной — летом 1916 г. И. В. Джугашвили действительно совершил побег из Курейки, то после его задержания и возвращения обратно, свидетелем чего, видимо, и был А. Е. Бадаев, должны были последовать репрессии.
И действительно, имеются воспоминания о том, что осенью 1916 г. был арестован крестьянин села Курейка Федор Андреевич Тарасеев. Его обвинили в том, что он дал И. В. Джугашвили лодку, и приговорили к полутора годам тюремного заключения{24}.
Следующей жертвой должен был стать стражник М. А. Мерзляков, который на протяжении всего отсутствия И. В. Джугашвили дезинформировал И. И. Кибирова, докладывая о присутствии своего подопечного в Курейке. Ни местное полицейское начальство, ни более высокие власти не предприняли против него никаких санкций, и этим самым как бы признали убедительность его версии о пребывании И. В. Джугашвили на острове Половинка{25}.
Получается, что полицейские власти проявили заинтересованность в сокрытии самого побега И. В. Джугашвили. Можно понять, почему пытался скрыть этот факт М. А. Мерзляков. Но для чего это нужно было его начальству? Тем более если сам факт побега был установлен.
О том, что «исчезновение» И. В. Джугашвили весной — летом 1916 г. из Курейки действительно было связано с конфликтом между ним и семьей Перепрыгиных, свидетельствует то, что по возвращении обратно он поселился не на старом месте, а в новом доме Алексея Яковлевича Тарасеева. «Товарищ Сталин, — вспоминала Анфиса Степановна Тарасеева, — осенью 1916 г. пожил у нас, а потом опять перешел к Перепрыгиным»{26}. По всей видимости, между ними и И. В. Джугашвили снова произошло примирение. Перепрыгина Лида, которой уже шел семнадцатый год, ждала ребенка.
Только по возвращении в Курейку И. В. Джугашвили узнал об отъезде С. С. Спандаряна, но дальнейшая его судьба в селе Монастырском, видимо, никому не была известна. Поэтому И. В. Джугашвили написал С. Я. Аллилуеву. «Помню еще одно письмо, в котором тов. Сталин спрашивал, нет ли у меня каких-либо сведений о Сурене Спандаряне… — вспоминал С. Я. Аллилуев. — Я узнал о преждевременной смерти тов. Спандаряна. Эту печальную весть мне пришлось сообщить тов. Сталину в Курейку»{27}. А пока письмо И. В. Джугашвили добиралось до Петербурга, на его имя с известием о смерти С. С. Спандаряна было направлено письмо от В. Л. Швейцер{28}. Но поскольку последний пароход из Енисейска уже ушел, ее письмо пролежало на почте до тех пор, пока Енисей не покрылся льдом и не установился санный путь. К этому времени в Красноярск пришло и письмо С. Я. Аллилуева. Но когда оно было доставлено в Монастырское, «его (И. В. Джугашвили. — А.О.) уже там не было»{29}.