Имеются свидетельства о том, что во время пребывания в Красноярске на квартире «некоего Ломджария» И. В. Джугашвили встречался со своими земляками, отбывавшими здесь ссылку{25}. На квартире А. Г. Шлихтера он познакомился с оставившим воспоминания ссыльным А. Байкаловым{26}, а «в маленьком доме на окраине Красноярска» навестил известного ему по Вологде и Петербургу большевика С. В. Малышева{27}. В это же время в Красноярске находились брат Иннокентия Дубровинского Яков{28}, Н. Л. Мещеряков{29}, родственник А. И. Рыкова, известный позднее историк-эмигрант Б. И. Николаевский{30}, М. И. Фрумкин{31} и некоторые другие.
Не позднее 9 февраля И. В. Джугашвили предстал перед медицинской комиссией. «Врачи, — писал А. Байкалов, — признали Сталина негодным к военной службе. Его левая рука была вывихнута в детстве, и так как сустав был плохо вправлен, то рука в локте почти не сгибалась»{32}.
14 февраля 1917 г. Красноярское городское полицейское управление донесло в 1-е отделение Енисейского губернского правления:
«При отношении красноярского уездного военного начальника от 9 февраля с. г. за № 3851 препровожден в полицейское управление освобожденный вовсе от военной службы находящийся под гласным надзором полиции в Туруханском крае Иосиф Виссарионов Джугашвили — ратник ополчения 1 разряда призыва 1903 г., который был препровожден названному военному начальнику туруханским отдельным приставом на предмет поступления на военную службу, причем Джугашвили заявил полицейскому управлению, что срок полицейского надзора окончит через 4 месяца и что в случае отправления его в Туруханский край он проведет в пути следования до Туруханска 2 месяца, а поэтому в виду так назначенного срока надзора он желает возбудить ходатайство о разрешении ему окончить надзор полиции в городе Красноярске или каком-либо другом месте, не столь отдаленном от Туруханского края. Донося о вышеизложенном, полицейское управление просит 1-е отделение губернского управления дать указания, как следует поступить в данном случае с Джугашвили, за которым здесь учрежден надзор полиции, впредь до получения просимого указания»{33}.
16 февраля (в документе ошибочно указано — «января») 1917 г. И. В. Джугашвили подал на имя енисейского губернатора прошение, в котором говорилось: «Сим имею честь просить Ваше превосходительство разрешить мне остаться до окончания срока ссылки (до 9 июня 1917 г.) в городе Ачинске ввиду имеющихся у меня в этом городе шансов на заработки» (фото 39){34}. По воспоминаниям В. Л. Швейцер, в это время она находилась в Красноярске и приведенный текст прошения был написан в ее присутствии{35}.
17 февраля губернатор дал согласие на отбывание И. В. Джугашвили остающегося срока ссылки в Ачинске{36}. «Енисейский губернатор Гололобов, бывший депутат III Государственной Думы и член Союза русского народа, разрешил Джугашвили доканчивать срок ссылки в Ачинске»{37}. 21 февраля Красноярское городское полицейское управление сообщило в Енисейское губернское управление:
«Полицейское управление доносит первому отделению губернского управления, что административно-ссыльному Туруханского края Иосифу Виссарионову Джугашвили выдан путевой вид 20 числа сего февраля за № 215 до города Ачинска, куда он и выбыл сего же числа, о чем сообщено ачинскому уездному исправнику и начальнику Енисейского ГЖУ того же числа за № 215. Помощник полицмейстера (подпись)»{38}.
Из Ачинска в Петроград
Ачинск находится на Сибирской железной дороге западнее Красноярска. Выехав из Красноярска 20 февраля, в Ачинск И. В. Джугашвили мог приехать 21-го числа. Одна из первых, с кем он встретился здесь, была В. Л. Швейцер. Она жила вместе со ссыльной А. В. Померанцевой{1}.
«Приехал товарищ Сталин, — вспоминала В. Л. Швейцер, — рано утром прямо ко мне на квартиру. Жила я в доме Шатырской на Никольской улице № 43. Этот дом стоял на краю города при въезде в Ачинск», «у меня тов. Сталин прожил несколько дней»{2}.
Это значит, что у В. Л. Швейцер и А. В. Померанцевой И. В. Джугашвили пробыл не менее чем до 23 февраля.
Именно в этот день в столице начались рабочие волнения, которые привели к падению монархии. Однако цензура не пропускала в печать сообщений об этом. Под контролем правительства находился и телеграф. Поэтому некоторое время Ачинск оставался в полном неведении о том, что в это время происходило на улицах столицы.