64 «При отъезде из Курейки, — вспоминал Арсений Петрович Иванов (р. ок. 1897), — Иосиф Виссарионович подарил моей матери фотокарточку с надписью и два пальто (осенние серое и коричневое). Фотокарточку в 1924 г. работники НКВД взяли для перефотографирования, а пальто износили» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 662. Л. 46, 47).
(обратно)65 Одной из квартир, где после возвращения из ссылки поселился И. В. Сталин, стала квартира баронессы Марии Николаевны Штакельберг (дочери адмирала, урожденной Пилкиной) на Васильевском острове: Средний проспект, д. 46, кв. 24. Сюда его привел профессор Василий Григорьевич Котельников (1850–1932) (Штакельберг И. С. «Кружок молодых историков» и «Академическое Дело» // In Memoriam: Исторический сборник памяти Ф. Ф. Перченка. М.; СПб., 1995. С. 61–65; Кавказский вор: Беседа с Л. В. Ворченко. Записала Эмилия Кундышева // Московский комсомолец в Питере. 2000. 20–27 декабря).
(обратно)66 В 1901–1902 гг. должность австро-венгерского консула в Батуме занимал Джон Стивене, американского — Джон Чемберс, бельгийского — О. Дейбель, британского — Патрик Стивене, германского — Ф. Буркгард, японского — И. А. Ваншейд (Всеобщий адрес-календарь города Баку на 1902 г. Баку, 1902. С. 57).
(обратно)67 П. П. Заварзин совершил ревизионную поездку по Сибири в конце 1916 г. Для доклада ему Руссиянов был вызван из Енисейска в Красноярск 5 декабря (ОО. Оп. 316. 1916. Д. 245–25. Л. 55). 9 декабря П. П. Заварзин еще находился в Красноярске (Там же. Л. 54). По всей видимости, одним из результатов этой ревизии была отставка начальника Енисейского ГЖУ Байкова, которого именно не ранее 2 — не позднее 28 декабря заменил Оболенский (Там же. Л. 53–54), а последнего — полковник Иванов.
(обратно)68 В последнее время появилась версия, будто бы И. В. Сталин являлся агентом военной контрразведки, но никаких доказательств в пользу этой версии не приведено (См., например: Шахмагонов Н. Иосиф Сталин — …офицер Генштаба? // Красная звезда. 2000. 12 февраля; Гильбо Е. Ошибка перебежчика // Новый Петербург. 2001. 18 октября).
(обратно)69 Имеются сведения, что С. А. Тер-Петросян пользовался паспортом князя Николая Николаевича Дадиани, который в рассматриваемое время занимал должность уездного предводителя дворянства Кутаисской губернии. Его отец Николай Элизбарович был женат на дочери последнего правителя Абхазии княжне Тамаре Михайловне Шервашидзе, а крестная мать княжна Екатерина Александровна Чавчавадзе находилась замужем за последним правителем Менгрелии князем Давидом Левановичем Дадиани. Сестра Екатерины Александровны Софья была женой барона Александра Павловича Николаи, а их дочь Мария Александровна — женой состоявшего при императрице Марии Федоровне князя Георгия Дмитриевича Шервашидзе.
(обратно)70 Как явствует из писем Златы Евновны Радомысльской к барону Д. Г. Гинцбургу от 9 мая и 2 июня 1908 г., ее муж был освобожден из тюрьмы благодаря содействию барона (ОР РНБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 980. Л. 1–4).
(обратно)71 Не заметить отмеченные выше «художества» деятельности Тифлисского ГЖУ, связанные с проверкой показаний А. Корсидзе, и прийти к подобным выводам присланная из Петербурга комиссия могла только в двух случаях: 1) если она вообще не занималась проверкой, что свидетельствовало бы о ее явно недобросовестном отношении к своим обязанностям, или 2) если она не только не желала установить истину, но и сознательно пыталась не допустить этого.
(обратно)72 В. В. Бернштам утверждал, что первоначально к дознанию было привлечено 257 человек (Бернштам Н. И. Судебный процесс Петербугского Совета рабочих депутатов 1905 г. // Красная летопись. 1930. № 5
(обратно)73 Одна из причин этого заключалась в том, что если бы прокуратура стала настаивать на подобном обвинении, защита не преминула бы воспользоваться для объяснения создания отрядов самообороны фактом печатания в стенах Департамента полиции погромных прокламаций (Демьянов А. Из воспоминаний о процессе Петербургского Совета рабочих депутатов 1906 г. // На чужой стороне. Прага, 1925. № 12. С. 170–173).
(обратно)74 В 1995 г. мной была сделана попытка вынести вопрос о финансировании революционного движения в России на обсуждение проходившего в Санкт-Петербурге международного коллоквиума «Рабочие России второй половины XIX — начала XX века: облик, менталитет, рабочие и общество, рабочие и интеллигенция». Однако — поразительная вещь! — буквально через пять минут после выхода на трибуну я при молчаливом одобрении зала был лишен слова. В сообщении о коллоквиуме, опубликованном на страницах журнала «Отечественная история», не только сам этот эпизод, но и моя фамилия не были даже упомянуты (Третий международный научный коллоквиум по истории рабочего класса России // Отечественная история. 1996. № 3. С. 197–204), а при подготовке материалов коллоквиума к печати было сделано все, чтобы придать этому, на мой взгляд, не случайному, а очень показательному факту характер невинного недоразумения (см.: Рабочие и интеллигенция в эпоху реформ и революции. 1861 — февраль 1917 г. СПб., 1997. С. 421–422, 626–628).
(обратно)