«Квартиры нет. Значит, дом частный».
Все.
— Спасибо. — Турецкий вернул папку начальнице, спрятал блокнот. — Можно я от вас позвоню?
Получив разрешение, набрал телефон паспортного стола.
— У вас там должен работать товарищ из Генеральной прокуратуры. Софронов его фамилия. Нельзя ли позвать его к телефону?
Услышав «алло» Софронова, спросил:
— Как у вас?
— Полный нуль. Здесь копать — на неделю. А у тебя?
— Есть кое-что. Сворачивайтесь. Ждите меня в прокуратуре. Узнайте, нет ли чего нового о наших делах.
— Понял, — сказал Софронов.
— Еду!..
Турецкий тепло попрощался с начальницей отдела кадров и стремительно вышел из здания заводоуправления — Мошкин едва поспевал за ним.
— В город, — бросил Турецкий водителю.
— А с коммерческим директором? — спросил Мошкин. — Вы хотели с ним встретиться.
— Некогда. Мы с ним еще встретимся. И думаю — не один раз.
На выезде охранник еще раз внимательно изучил документы и пропуска. Потом попросил всех выйти из машины и принялся тщательно ее обыскивать. Он еще не закончил обыска, как стальной щит ворот откатился в сторону и на территорию завода проскользнула белая 31-я «Волга» с водителем — без пассажиров.
— Почему вы у него не спросили пропуск? — кивнул Турецкий на «Волгу».
— Это — свой, — ответил охранник. — Коммерческий директор.
— Его машину на выезде вы также будете шмонать?
— Не велено. Начальство.
— А докуда считается начальство? Главный инженер — начальство?
— Начальство. Только у него нет машины.
— Начальники цехов?
— Не, это уже не начальство.
— Начальник отдела сбыта?
— Тоже.
— И его машину вы обыскиваете?
— Ну, так — положено. Посмотрим маленько… Все в порядке, можете ехать.
Еще кое-что прояснилось.
Всю дорогу до Иркутска Мошкин молчал, сосредоточенно что-то обдумывая. Когда уже въехали в город, спросил:
— Значит, по-вашему, на заводе пованивает?
— Пованивает? Да там вонь такая, что в нос шибает. Как из свинарника!
Мошкин вздохнул:
— А я так не умею с людьми разговаривать. И главного инженера я бы не раскрутил. И эту, бегемотиху из кадров, тоже.
— Какие твои годы, научишься! — успокоил его Турецкий. — Главное — молчать умеешь. И смотреть. И слушать…
Софронов и Косенков ждали их возле прокуратуры.
Софронов сообщил:
— «Наружка» доложила: до одиннадцати были в номере, потом вышли, пошлялись по городу, пообедали в кафе «Багульник», в час вернулись в гостиницу. С тех из номера не выходили. И главное: был звонок. Мужской голос. Сказал: все в порядке, можете приезжать. К десяти вечера. Из гостиницы спросили: почему так поздно? Тот, кто звонил, ответил: пусть стемнеет.
— Говорил с акцентом? — спросил Турецкий.
— Не знаю. Мы саму пленку не слушали, передаю в пересказе.
— Во сколько был звонок? — спросил Турецкий.
— В 14.15. Что у тебя?
— Потом расскажу. Поехали! Левобережная, двадцать шесть, — сказал он водителю. — Это где-то в районе нового универсама, в старом городе.
— Сказанули! — удивился водитель. — Левобережная — это на той стороне Ангары. Километров шесть от нового универсама.
— То есть как? — переспросил Турецкий.
— Верно, — подтвердил Мошкин. — Это даже не Центральный район.
Турецкий помрачнел.
— Все равно. Гони, — кивнул он водителю.
Настроение у него заметно упало. А когда свернули на Левобережную и остановились чуть поодаль от дома номер 26, и вовсе испортилось. Дом был бревенчатый, неказистый, старательно подремонтированный, но явно не такой, в каком — по представлениям Турецкого — мог жить этот Крумс.
Дородная хозяйка, появившаяся в калитке, подтвердила самые худшие его опасения.
— Крумс? — переспросила она. — Не, таких тута немае. Мы — Проценки.
— А Боброва Елена Сидоровна — тоже здесь не живет?
— Не. Я ж кажу: мы — Проценки. Погодьте. Боброва? Так мы ж у ней сю хату куповали. И мужик у ней — латыш, видный такой из себя.
— Куповали — когда?
— Та уж рокив три було.
— Три года, — повторил Турецкий. — А они куда переехали?
— Того не скажу. Чого не ведаю, того не ведаю. Може, новый дом себе куповали.
— Где?
— Того не ведаю, — повторила она.
— В адресный стол! — бросил Турецкий, вернувшись в «уазик».
Софронов скривился, как от зубной боли:
— Опять! Увязнем мы в их бумагах!
— А что делать? — спросил Турецкий. — Не увязнем. Вчетвером — быстрей. И знаем, кого искать.
— Погодите! — вдруг оживился Косенков и даже хлопнул себя по коленке. — Избирком! Голосуй, а то проиграешь! Там должны быть списки — всех. В Думу выборы были, теперь — президентские. Наверняка есть! И фамилии там — по буквам!