Позвонили в НАМИ, на полигон, где испытывают машины на безопасность. Сначала задали общий вопрос: можно ли так рассчитать и выполнить лобовой удар, чтобы водитель остался жив, а пассажир, не пристегнутый ремнями, погиб? Там даже засмеялись: наши испытатели проделывают подобное в день по два-три раза. Приезжайте — посмотрите. Собрали все фотографии искореженной «бээмвухи» и послали с ними одного из следователей на полигон НАМИ.
Минут через сорок он позвонил: точно рассчитанный удар, ни малейших сомнений. Причем выполнен водителем, каких даже у них, на полигоне, раз-два, и обчелся.
Значит, убийство. Но кто же был тот, второй? Ответ на этот вопрос мог бы полностью разъяснить ситуацию. Но у следователей не было даже намека на сколько-нибудь достоверное предположение.
— Закрыли тему, — подвел итог Меркулов. — Пока. Информации нет, так что впустую сушим мозги, по третьему кругу уже пошли. Поживем — узнаем, какие наши годы! — привычной шуткой заключил он. Позвонил в фотолабораторию: — Снимки готовы? Давайте их сюда. Ну, ничего, что сырые…
Принесли фотографии, скрытно снятые возле «Руси», не успевшие еще даже подсохнуть, разложили на старых газетах на полу, потому что места на столе и подоконнике явно не хватило бы. Ребята хорошо поработали, сняли человек тридцать, причем каждого в двух-трех ракурсах, так что снимков набралось под сотню. Пристальное их изучение ничего не дало. Ни одного знакомого лица. Одна была явно барменша — с мощными плечами и в сарафане, другая — красивая девушка из тех, что пасутся возле «Националя». Мужчины — определенного сорта, из деловых, может быть — «новых русских», как их принято было теперь называть. Было что-то общее в их выражении лиц, спокойном и самоуверенном, в уверенности жестов — насколько их могла передать статичная фотография. Человек десять было из «качков» — явно охрана.
— А ведь это — сходняк, — поделился своими выводами Турецкий.
— «Русь», видимо, их база, — подтвердил Меркулов. — Но — кто они? Александр Борисович, что тебя там так заинтересовало? — спросил он, обратив внимание, что Турецкий уже минут десять рассматривает три снимка, поднеся их к окну, чтобы разглядеть получше.
— По-моему, я знаю этого типа, — не сразу ответил следователь. — Мне кажется, что я его знаю. — Он подумал и еще раз поправился: — Я чувствую, что его знаю.
На снимке в трех ракурсах был изображен очень полный, словно бы выпирающий из темного серого костюма человек лет сорока, с блестящим от пота лицом: на одном из снимков блики на лице были видны отчетливо. Вот он с явным трудом вылезает из тесной для него «Нивы». Вот стоит с барменшей и пьет из стакана минеральную воду — барменша стоит рядом с бутылкой в руке. Вот он пожимает руку какому-то лысоватому, в ковбойке с подвернутыми рукавами.
— Точно знаю, — с неожиданной решительностью повторил Турецкий. — Знаете, кто это? — спросил он Меркулова.
— Нет.
— По-моему, он.
— Кто — он?
— Второй. Который убил Осмоловского!
— Ну, ты загнул, — засмеялся Меркулов. — Ты же его в глаза не видел!
— Не видел, — согласился Турецкий. — Но проверить не помешает.
— Твои действия? — спросил Меркулов.
— Поеду в институт и еще раз допрошу всех. Фотографии — люкс. Может, кто и вспомнит.
Он был почти на сто процентов уверен, что прав. Сошлись воедино все мелочи, которые он скрупулезно выуживал и в институте Осмоловского, и у академика Козловского.
— А мне можно с вами? — попросился Косенков.
— Нет, — решительно отказал Турецкий. — Будешь мешать.
— Чем я могу помешать? — обиделся Косенков.
— Ты будешь мешать мне думать, — ответил Турецкий и, не вдаваясь в разъяснения, вышел из кабинета и быстро сбежал вниз, к машине.
— Не расстраивайся, у меня есть для тебя дело. И очень важное. — Меркулов счел необходимым утешить молодого следователя. — Ребята, все свободны, занимайтесь своими делами, — отпустил он следователей, все еще разглядывающих фотографии. Когда кабинет опустел, взял один из снимков и подвел Косенкова к окну. На снимке была барменша.
— Что ты про нее можешь сказать? — спросил Меркулов.
Косенков только пожал плечами:
— Бабища.
— Но не без изюминки, — добавил Меркулов. — Хотя в твои юные годы ты в этом еще не разбираешься. Сколько, по-твоему, ей лет?
— Лет пятьдесят.
— Согласен. Пятьдесят лет. Барменша валютного бара. Значит, в торговле она уже лет тридцать, не меньше.
— Почему вы в этом так уверены? Может, недавно сменила профессию. Сейчас многие вынуждены так делать.