— Согласен, — кивнул Меркулов. — А пока — чтобы ты ночь от волнения не провел без сна, возьми-ка вот это.
Он аккуратно взял за край обернутую в целлофан визитную карточку и протянул Турецкому. Сквозь целлофан было видно: «Александр Федорович Минкус, начальник отдела стратегического сырья Московской государственной таможни». С обратной стороны та же надпись, но на английском.
— Минкус? — повторил с недоумением Турецкий. — Так он представился академику Козловскому, у него записано. Но ведь никакого Минкуса нет. Как и такого отдела на таможне. Мы специально проверяли. Липа это.
— Минкуса, возможно, и нет, а вот пальчики на этой визитке наверняка есть. Иди в НТО, пусть сделают дактилокарту и идентифицируют.
— Откуда у вас эта визитка? — спросил Турецкий.
— Это я тебе потом скажу, — пообещал Меркулов. — Двигай. И стой у них над душой, пока не сделают. Скажи: мой приказ. Все. Не мешай мне работать.
Меркулов включил настольную лампу и вновь углубился в бумаги.
Турецкий взял за край целлофана визитку и отправился к экспертам НТО, надеясь, что ввиду близкого окончания рабочего дня они не пошлют его куда подальше.
Послали. К счастью, не куда подальше, а поближе — в соседний киоск за бутылкой. Турецкий с радостью принял это условие. Ребята тут же принялись за работу. Турецкому оставалось лишь ждать.
Минут через двадцать в кабинете Меркулова раздался телефонный звонок.
Не отрывая взгляда от документов, он взял трубку:
— Слушаю.
— Докладывает следователь Косенков, — прозвучало в мембране. Меркулов выключил настольную лампу и повторил: — Можешь говорить, слушаю.
— Объект сдала смену и прибыла домой.
Меркулов перебил:
— Говори уж просто — Ирина Ивановна. А то звучит совершенно идиотски: объект сдала смену. Продолжай.
— Смены у нее через день: день — с утра до четырех, день — с четырех до двенадцати ночи, но часто кончает позже — часа в два, даже в три, в зависимости от гостей. Сегодня она закончила в начале пятого, приехала домой на «восьмерке», у нее своя «восьмерка», поставила машину в гараж и с двумя сумками пошла домой. В квартире никого не было. И сейчас, кроме нее, нет. Гостей, видимо, не ждет.
— Почему ты так думаешь? — спросил Меркулов.
— Минут через тридцать вышла во двор с мусорным ведром. У помойки поболтала с соседкой, пожаловалась: ноги пухнут, не высыпаюсь, сейчас поужинаю и спать — до утра. В домашнем халате, без прически, в тапочках.
— Дальше.
— Сейчас — дома. Свет горит только на кухне. Видимо, готовит ужин.
— Адрес? — спросил Меркулов.
Косенков продиктовал. Добавил:
— Это в районе метро «Щелковская».
— Найдем, — заверил его Меркулов. — Выезжаю. А ты отправляйся в научно-технический отдел и помоги Турецкому заставить экспертов сделать то, что я им приказал. Висите у них над душой — вдвоем.
— Константин Дмитриевич, а может, мне самому допросить барменшу? — предложил Косенков. — Или Турецкий пусть допросит. Зачем вам время терять, у вас дел поважнее хватает.
— Спасибо за заботу, — усмехнулся Меркулов. — Но я не собираюсь ее допрашивать.
— А зачем же вы к ней хотите ехать?
— Просто поговорить.
— Но и мы могли бы поговорить.
— Могли бы, — согласился Меркулов. — Но у вас ничего не выйдет. Если выйдет — только у меня…
Меркулов сложил все полученные утром снимки и фоторобот Барыкина в большой коричневый конверт, конверт сунул в видавший виды кожаный портфель, туда же положил архивное дело и вышел из кабинета.
Барменша жила в длинном двенадцатиэтажном доме, торцом выходившем на Щелковское шоссе. Дом был обычный, с размалеванными подростками стенами, с выбитыми стеклами, так что встроенный домофон висел только для видимости. Меркулов поднялся на лифте на четвертый этаж и нажал кнопку звонка.
Готовясь к этому разговору, внимательно изучая архивные материалы по делу, вернее, по двум делам барменши «Руси» Ирины Ивановны, Меркулов не составлял никакого плана разговора, не готовил «домашних заготовок» — неожиданных, ставящих в тупик вопросов, не искал он и информации, которая могла бы своей неожиданностью поразить допрашиваемого и заставить его расколоться. Он действительно не собирался ее допрашивать. Он ехал к ней, чтобы поговорить как человек с человеком. Опыт подсказывал ему, что, если эта Ирина Ивановна — тот тип, к которому он ее интуитивно отнес, все получится. Ошибся — ну, значит, ошибся. Не первый раз. И, наверное, не в последний.
За дверью отчетливо прозвучал мелодичный звонок, но никакой реакции не последовало. Видимо, слишком громко работал телевизор. Меркулов вновь нажал кнопку, подержал ее подольше. За дверью послышались шаги, женский голос спросил: