— Как ты думаешь, Зинаида, что лучше? В смысле — хуже? Охрана объекта проворонила покушение? Или охрана объекта не закрыла объект своим телом?
— Что в лоб, что по лбу, — подумав, заявила Зинаида Петровна.
— В общем, так, — вздохнул Каллипигов. — Сейчас ищем ее фотографию, объявляем в розыск, успеем, может еще дать снимок в новости на час ночи. А ты слушай Евроньюс. Если там скажут, что Зефирова на объект покушалась, поддержим эту линию и объявим, что стреляла в нее моя охрана — защищали гаранта конституции. А если объявят, что Зефирова закрыла объект своим телом, делать нечего — придется принять эти неприятные обстоятельства. И попытаться выкрутиться тем, что нами обезврежен на поражение покушавшийся, псих Фишер, в смысле, Курочкин.
— Ты радуйся, что хоть еврейский вопрос отпал, — посоветовала Зинаида Петровна. — Хоть мировое еврейское сообщество не поднимет шум.
— Я радуюсь, Зинаида. Я прямо хохочу от радости.
— Так мне Евроньюс смотреть? — уточнила Зинаида Петровна, обиженно попыхтев на язвительный ответ супруга.
— Да. И держи меня в курсе.
Отыскать место регистрации Любови Зефировой для Каллипигова было делом техники. Но в квартире на Петровско-Разумовской никого не оказалось. Никого, кто мог бы прояснить: зачем Зефирова ходила в Кремль? С какими целями? Зато пациентка Любовь Геннадьевна Зефирова нашлась в военном госпитале имени Бурденко. А начальник РОВД, некий Павел Квас, поднятый среди ночи помощником Каллипигова, отыскал дома пачку фотографий уродов и калек, среди которых показал Зефирову. Эту новость Каллипигову сообщил по телефону помощник. Встретиться договорились в ВГТРК. В холле телерадиокомпании, пока Каллипигову оформляли пропуск, он решил взглянуть на фото. Глаза Каллипигова полезли на лоб: эту самую черно-белую фотографию он только что видел на здании Манежа! «А враг попался крепкий», — еще раз вспомнил он слова товарища Преданного.
— Выходит, Зефирова ранее судимая? — обрадовался Каллипигов, увидев на фотографии ростомер и номер.
— Выходит, — согласился помощник.
— Это очень хорошо! Это нам на руку.
— А зачем — в розыск? — осторожно поинтересовался помощник. — Она ж в Бурденко отыскалась?
Чтоб у общественности сложилось мнение, что Зефирова преступница. Или хочешь, чтоб мы на ее месте в розыске были? — зловеще произнес Каллипигов.
В возбуждении от всех этих событий, Каллипигов позвонил Зинаиде Петровне.
— Это я, — сообщил он довольным голосом. — Зинаида, ты сейчас еще раз умрешь! Зефирову я нашел. Висит на Манежной площади.
Зинаида Петровна вскрикнула.
— Ты что… сам ее?..
— Сам, конечно, все сам, — сварливо произнес Каллипигов. — От помощников никакого толку.
— Неужели …висит? — не могла поверить Зинаида Петровна. — На Манежной?
— Как миленькая! Черно-белая, уши торчат.
— Фу, не говори больше, а то я не усну! Послушай, но это же в некотором роде — самосуд? Тебя не обвинят?
— Кто? Никто ничего не знает. Если ты, конечно, рот не откроешь где не надо.
— Ты меня пугаешь, — произнесла Зинаида Петровна. — Это без свидетелей произошло?
— Конечно!
— Слава богу! Но как ты все-таки решился?
— Жить, Зинаида, захочешь, не на то решишься.
— Верно. Так мне смотреть новости?
Конечно. Сейчас Зефирову по телевидению в розыск объявят. Мы как раз на телевидении.
— Я не понимаю, зачем — в розыск? Она ведь уже …висит… на Манежной?
— Чтоб общественное мнение запутать.
— А-а, теперь поняла.
— Устал, Зинаида, как собака. Но надо еще в Бурденко съездить, кое-что выяснить. Будь на связи!
В час ночи экстренным выпуском на экране государственного новостного канала появилась фотография Любы.
— По последней информации, поступившей в нашу студию, в покушении на президента Российской Федерации подозревается Любовь Зефирова. Наше досье: Зефирова, Любовь Геннадьевна, уроженка Вологодской области, ранее неоднократно судимая, в Москве находится с прошлого понедельника. Особые приметы: передвигается на инвалидной коляске.
Глава 13. Палата номер шестьдесят шесть
— НУ, с богом! — торжественно произнесла гостья и принялась тасовать карточную колоду.
— Ой, господи, — сказала Надежда Клавдиевна и тревожно закусила губы.
А Геннадий Павлович ничего не сказал. Но в знак протеста закинул ногу за ногу, усевшись на диване несколько боком, и принялся резко выдыхать через рот, трясти головой и шевелить белесыми бровями, всем своим видом демонстрируя глубокий скепсис и резкое неприятие самого факта присутствия в его доме шарлатанов, именующих себя ясновидящими.