— Ой! — заголосила Надежда Клавдиевна. — Ой! Любушка! Да на кого же ты нас покинула?
Надежда Клавдиевна вперевалку — ноги чего-то вдруг отказали, подошла к коляске, рухнула на колени, уронила голову на сиденье и принялась гладить его, в голос рыдая.
— Позвольте! — брезгливо сказал Каллипигов. — Кто-нибудь, заберите ее… Черт знает что! Почему впустили? Кто разрешил?
— Отдайте нам коляску, — вцепилась в сиденье Надежда Клавдиевна. — На память о Любушке!..
— На какую память? — возмутился Каллипигов. — Дайте дорогу!
Надежда Клавдиевна подняла зареванное лицо и хотела было вновь слезно молить вернуть ей память о Любушке, но вдруг замолчала, припоминая.
— Ой! — сказала Надежда Клавдиевна (она очень любила ойкать). — Товарищ Каллипигов? Миленький, вы откуда здесь? С Любушкой нашей попрощаться пришли?
— Что значит, попрощаться? — раздраженно бросил Каллипигов, — Любовь Геннадьевна попросила привезти ей старую коляску.
— Люба жива? — с запинкой спросил Геннадий Павлович, ухватившись за рукав Каллипигова. — Я ее отец, Геннадий Павлович Зефиров.
— Жива-здорова, в настоящий момент принимает в своей палате визит первого лица государства, — казенно сообщил Каллипигов, размышляя, стоит ли иметь интерес в родителях Зефировой или знакомством и расположением этих провинциалов можно пренебречь.
— У Любушки сейчас сам президент? — оторопела Надежда Клавдиевна.
— Естественно, сам, — высокомерно бросил Каллипигов, решив манкировать дружбой с Зефировыми. — Или у нас уже другой глава? Вы извините, мне нужно идти. Любовь Геннадьевна ждет коляску.
— Так мы с вами, — простодушно сообщила Надежда Клавдиевна и поднялась с пола. — Хорошо как, что земляка встретили, да, Гена?
— Со мной, к сожалению нельзя, — подхватил коляску Каллипигов. — Режим! Глава Российской Федерации, сами понимаете. Вход сотрудникам Кремля и строго аккредитованным лицам.
И он энергично укатил к лифту.
— Гена, — шепотом спросила Надежда Клавдиевна. — Чего он сказал? Где — аккредитоваться?
— Откуда я знаю? — так же шепотом ответил Геннадий Павлович.
— Ну, спроси у кого-нибудь, — сердито приказала Надежда Клавдиевна. — Отец ты или не отец?
Геннадий Павлович насупил брови, подошел к дежурной и, покосившись на двоих высоких мужчин в черных костюмах с рациями в руках и крошечными наушниками, спросил:
— Я извиняюсь… Как бы нам кредитоваться?
Дежурная поглядела на охрану и, нахмурившись, сказала:
— Подведете вы меня под монастырь.
— Уж очень вас просим! — прижал Геннадий Павлович руки к груди.
— Христом-богом! — встряла Надежда Клавдиевна. — В такую даль ехали, чтоб Любушку увидеть.
— Чего с вами делать, а? — вздохнула дежурная. — Триста рублей давайте…
Геннадий Павлович представлял аккредитацию несколько иначе и оттого слегка замешкался. Но Надежда Клавдиевна торкнула его в бок, и Зефиров вытащил из внутреннего кармана пиджака сотенные бумажки.
— Погодите вон там, на стульях в гардеробе. Президент сейчас уедет, так вас проведу. Дайте-ка, я вас замкну временно. Уж вы там тихо!
— Да, да, мы тихо, — снова перейдя на шепот, заверила Надежда Клавдиевна и на цыпочках вошла в пустой по причине установившейся теплой погоды гардероб.
— Гена, как ты думаешь, чего президент там сейчас делает? — спросила Надежда Клавдиевна и, не дожидаясь ответа, предположила. — А вдруг, кровь Любе отдает?
Геннадий Павлович страдальчески поморщился.
— Опять ты об этом? Слушать даже смешно.
— А что я такого сказала? Ничего я такого не сказала.
— Как же, отдал он Любе кровь, разбежалась. Не по государственному ты, Надежда, мыслишь. Кровь должен народ отдавать, народа — много. А президент — один. Слышала такое выражение: регионы-доноры? Регионы! А не Кремль-донор. К тому же народу это в радость — два отгула, чай с булочкой. А президенту чаи казенные распивать да в отгулы ходить некогда. Он весь в делах, присесть вон некогда. Да и вообще, Кремль обескровить — дело нехитрое, а вот влить после в него свежей крови — проблема. Может, еще придумаешь — президент ноги свои Любе пожертвует?
— Ноги — нет, — вздохнула Надежда Клавдиевна. — Ноги раздавать, так никаких ног не напасешься.
— То-то и оно, что не напасешься.
— Хоть бы одним глазком глянуть, чего там делается?
Чует мое сердце, наша артистка президенту песни исполняет, — горделиво сообщил Геннадий Павлович.
И прислушался.
— Христос младенец в сад пришел, — выводила Люба и глядела на лимонные облака за окном.