— Сталина Ильясовна, вы посмотрите, какие роскошные часы! — восторгалась Люба.
— Да, — согласилась Сталина Ильясовна, подержав на отлете коробочку, — изделие уникальное. Думаю даже, что нумерованное. Давай-ка, посмотрим. Так и есть. Часы номер два.
— Номер два? — повторила Люба.
— Пока таких часов изготовлено всего два экземпляра и один из них твой. Поздравляю, Любочка, ты все это заслужила.
«Хотел бы я знать, какая баба первый экземпляр носит? Кому еще гарант такой подарочек преподнес? — размышлял Николай. — Уж не жене — это точно. Матвиенко, может? Ну-ну».
— Коля, ты слышишь? Уникальные часы. Я их всегда надевать буду, каждый день! Помоги, пожалуйста, застегнуть.
— Часы крутые, — оценил Николай. — Конкретных бабок стоят.
— Раритетная вещь, — подсказала Любе Сталина Ильясовна. — Флаг великолепно изготовлен — бриллианты, сапфиры, рубины. Детям своим передашь, на черный день.
«Детям! — сообразил Николай, застегивая золотой браслет на тонком Любином запястье. — Вон он почему раритет Любе отвалил. Сыну на черный день. Ну чего, нормальный мужик наш царь, для своих не жадный».
— Детям?.. — Люба порозовела и смущенно взглянула на Николая.
«Ей-богу, если б своими ушами не слышал, что Любка беременна от гаранта, решил бы, что она вообще девочка нецелованная, — подумал Николай и удивленно потряс головой. — Ну, хитра! Колю Джипа наколола! Да что меня — гаранта вокруг пальца обвела. Тоже, небось, сказала, что он у нее — первый… Чего там, кстати, главы государства бывшим любовницам в конвертах подают?»
— Коля, — словно услышав вопрос Николая, окликнула Люба. — В конверте деньги, забери, пусть у тебя хранятся, будешь мне на продукты выдавать.
— Чего ты порешь? — очень уж возмутился Николай. — Мне халява не нужна! Там, кстати, сколько?
— Не знаю, погляди сам, пересчитай, — бесшабашно сказала Люба и протянула Коле конверт. — У меня с арифметикой всю жизнь проблемы.
— Тысяча, — банкноты замелькали в Колиных руках. — Две, три… Двадцать тысяч баксов. Не зашибись, но неплохо для начала.
— Любочка, я очень за тебя рада, — с чувством произнесла Сталина Иьлясовна.
— Для какого начала? — переспросила Люба.
— Да это я так, к слову, — весело сказал Николай. — Давай-ка фрукты есть!
Когда был разрезан ананас, в палату, пританцовывая, вошел довольный Каллипигов с коляской.
— Оп-ля! — сказал Каллипигов и эффектно подтолкнул инвалидное кресло к Любиной кровати. — Коляску заказывали? Получай, землячка дорогая, в целости и сохранности!
Люба поймала подъехавшее кресло за ручку и закрыла глаза ладонью.
«Любушка! — голосила коляска. — Уж не думала, что свидимся!»
«Колясочка, милая, — простонала Любовь. — Прости меня…»
— Коляска, как с куста, нулевая, сиденье по моему указанию заменили в срочном порядке, прострелено было вражеской пулей, — похвалялся Каллипигов. — Ну как?
— Зашибись! — согласился Николай.
— Кушайте фрукты, пожалуйста, — обходила всех с блюдом Сталина Ильясовна.
«А чего это бырь этот, Каллипигов, козлом вокруг Любки скачет? — бормотал Николай, с подозрением поглядывая на сияющего Каллипигова. — Кум хитрожопый. «Землячка дорогая»! Родня-я! Вашему забору двоюродный плетень. Ты куда подбираешься, шестерка из девятки? Ты чего задумал, кум?»
— Главное, президент входит, а я — пою! — хохотала Люба.
Когда шум стал совершенно свадебным, в палату ворвалась Надежда Клавдиевна.
— Гена, здесь она! — закричала Надежда Клавдиевна и, то смеясь, то плача, кинулась целовать, обнимать и гладить Любу.
— Доченька, — сказал Геннадий Павлович от дверей. — Здравствуйте, кого не видел! Жива…
— Любушка, как же это ты так? Из дома, не сказавшись, уехала. Под пули бросилась. Мыслимое ли дело, с бандитами тягаться? Кто тебя просил? — бестолково журила Любу Надежда Клавдиевна.
— Вечно ей больше всех надо, — с удовольствием объяснял присутствующим Геннадий Павлович. — Всю жизнь лезет, куда не просят. Артистка погорелого театра!
— Мама, папа, погодите, я хочу вас познакомить. Это Сталина Ильясовна, мой педагог по вокалу.
— По вокалу? — всплеснула руками Надежда Клавдиевна. — Да когда же ты успела?
— У вас замечательная дочь, — сказала Сталина Ильясовна. — Мне очень приятно с ней работать. Упорная, работоспособная.
— Спасибо, — зарделась Надежда Клавдиевна.
Геннадий Павлович обошел вокруг кровати и сперва с чувством потряс кисть Сталины Ильясовны, а потом, разойдясь, поцеловал ей руку, неловко ткнувшись в один из крупных перстней.