«С оранжевой колбасой мучусь. Никак оранжевая колбаса не похожа на мои чувства».
«Какая оранжевая колбаса?» — переспросила Любовь.
«Я песни стала сочинять, — небрежно бросила коляска. — Видимо, после ранения открылся дар».
«Ух, ты! — удивилась Люба. — А причем здесь колбаса?»
«Это метафора. Помнишь, как Леонид Яковлевич учил? Мои песни будет яркими, образными, метафоричными».
«Будут? — понимающе качнула головой Люба. — Значит, пока их еще нет?»
«Первую начала сочинять. И вся в творческих муках. Ну никак оранжевая колбаса не вяжется с моей гибельной любовью».
«Гибельной? Понимаю. А ты без колбасы не пробовала?»
«У колбасы свежая неизбитая рифма: колбаса — я шла боса».
«Круто!» — сказала Люба.
«Оранжевая, чтоб необычно было. Ну чего интересного, если колбаса — полукопченая первого сорта?»
«Ничего интересного», — согласилась Люба.
«А оранжевая — тут тебе и настроение, и сжигающая страсть, — сказала коляска со слезой в голосе, — все, как у нас с джипом».
Люба сочувственно помолчала.
«Если хочешь, мы можем исполнить эту песню в нашем шоу «Колеса фортуны».
«Правда?» — приободрилась коляска.
«И на альбом ее запишем, — пообещала Люба. — Ох, я же тебе главного не сказала: президент просил передать, что приглашает тебя на встречу в Кремль».
«Президент? Меня? В Кремль? — растерялась коляска. — Неужели орденом наградит? За мужество, проявленное при защите главы государства?»
«Вполне возможно, что и орденом. Я от твоего имени поблагодарила его за работу и заботу. Представляешь, от волнения его отчество забыла? В общем, в Кремль — только вместе с тобой! Никаких новых колясок мне не надо».
«Спасибо тебе, Любушка, — коляска испытующе посмотрела на Любу. — А чего же ты молчишь, что замуж выходишь? Всем рассказала, одной мне ни словечка».
«Тоже ругаться будешь? — покорно спросила Люба. — Ругайся».
«Не знаю, Любовь, куда ты так спешишь? Николая совершенно не знаешь».
«А что мне о нем нужно знать? — беспечно сказал Люба. — Размер ботинок? Место прописки? Объем двигателя?»
Заслышав про двигатель, коляска подпрыгнула: «А и в самом деле, Любушка? Сердечнику не прикажешь! Любить, так любить. Мне снилась оранжевая колбаса, я шла по берегу боса! Ла-ла-ла!»
«Мне тоже сейчас опять снилось, что я иду. Ржавое осеннее поле. Возле реки стоит почерневшая от сырости избушка для лодки и сетей. По разворошенной крыше стучит дождь. И такая сладкая тоска на сердце… И вдруг — ты: Люба! Люба! В самый интересный момент разбудила!»
«Прости, дорогая».
«Что бы я отдала, чтобы хоть раз пройти ногами. Узнать, что чувствует человек, который может идти, куда захочет? Пройти ногами и умереть!»
Коляска жалостливо молчала.
— Но нет, чудес не бывает, — вслух сказала Люба и подбила подушку под плечо. — Ладно, давай спать.
Глава 16. От Кремля до самых до окраин
— ВСЕ, что вы сейчас увидите на сцене, случилось на самом деле, — хорошо поставленный, проникновенный голос звучал в огромном зале, фойе, гардеробах, динамики были выведены даже в туалеты и курительные комнаты.
Только теперь, когда концертный комплекс напоминал разворошенный муравейник — столько пришло зрителей, безрукий Паша был обряжен в костюм ангела, на колосниках запасены тучи снега, дождя, блесток и бутонов роз вперемежку с лепестками, а за кулисами объявили о четвертьчасовой готовности, только теперь Люба поняла, что она натворила!
«Колясочка, что я наделала!» — подвывала Люба.
«Как бы и взаправду на сцене чего не произошло», — испугалась коляска.
«Столько денег потрачено, столько людей мне помогало, столько зрителей пришло, чтобы послушать безголосую Любу Зефирову?! Меня обсмеют! Засвистят!»
Заплакать Люба не решилась, чтобы не испортить грим и костюм для первой песни — на Любе было надето белое свадебное платье с кружевными цветами, длиной чуть ниже колена, из-под платья торчали джинсы и бело-розовые кроссовки.
Коляска сердито схватилась уговаривать Любу: «А кто тебя в артистки неволил? Сидела бы сейчас в родной квартире, на Белое озеро глядела, надомницей работала — коробки клеила, в хоре рыбзавода пела — красота!..»
— Да, Паша?
Безрукий Павел потерянно вслушивался в гул зала, размышляя, не дернуть ли ему грамм сто для храбрости, и судорожно шевелил плечами, от чего снежные крылья за его спиной подрагивали и делали попытки раскрыться.
— Не работают?! — на секунду прервала рыдания Люба.
— Да нет, все нормально, — неуверенно сказал Паша, одетый в белоснежную футболку без рукавов, так что были видны загорелые культи, и отчаянно повращал плечами.