— Любушка, — умоляла Надежда Клавдиевна, — нельзя конфеты у чужих, у незнакомых людей брать. Сморкни нос! Это может быть нехороший, плохой человек!
Люба замолкла, секунду подумала, и с надеждой спросила:
— А у хороших незнакомых людей конфеты брать можно?
Около девяти часов утра мимо Любы, притормаживая, проехал огромный, как грудь кормилицы, молоковоз. Водитель приоткрыл дверцу и обернулся назад, поджидая, когда подъедет Люба.
— Здрасьте! — весело поприветствовал он Любу. — Помочь?
— Спасибо, не надо. Вы не знаете, здесь кафе какое-нибудь будет?
— Метров через пятьсот, слева. Тебе кофе или чай купить?
— Что вы, я сама, — засмущалась Люба.
— Ладно, кончай скромничать. У Сергеевны вечно кипяток, как раз пока подъедешь, остынет немного. Что взять?
— Кофе, три в одном.
Когда Люба подъехала к кафе, водитель молоковоза уже сидел за красным пластиковым столиком и поглощал разрезанный вдоль батон с заложенными в него котлетами. Люба достала из рюкзака бананы и печенье.
— Угощайтесь!
— Не-е, бананы, это для девчат вроде тебя. А шоферня бананы не ест, чего добро переводить?
— Молоко везете?
— Его.
— Далеко?
— В Москву.
— В Москву? — обрадовалась Люба. — И я в Москву.
Люба отпила горячего, с грязноватой пеной, кофе, блаженно откинулась на спинку коляски и оглядела молоковоз, стоящий у обочины заасфальтированной площадки, возле ржавых мусорных контейнеров.
— Завтра уже молоко наше москвичи пить будут, да?
— Не-е, — замотал головой водитель. — Его высушат в порошок. Потом порошок водой разведут. И тогда уже молоко продавать будут.
— А зачем так? — удивилась Люба.
— Как объяснить? — пожал плечами водитель. — Чтоб не скисало дольше. Ты вот — кто, чем занимаешься?
— Певица, — порозовев, сказала Люба. — Начинающая.
— Вот зачем певицы песни сперва записывают, а потом уж поют под фанеру?
— Не все же так делают, — сказала Люба, но вспомнила, что в рюкзаке у нее тоже лежит диск. — Чтоб не скисала песня дольше, — засмеялась она. — Как увидите афиши «Любовь Зефирова в новой шоу-программе «Колеса фортуны» — это я. Приходите на концерт.
— Обязательно! Я с живой певицей первый раз встречаюсь. Давай, еще кофе принесу. Не, денег не возьму. Жаль, ехать нужно — молоко перетрясешь по жаре, так сортность снизят. А ты в Москву-то на чем едешь? Где твой автобус? Или лимузин у тебя?
«Джип!» — охнула коляска.
— Джип, — растерянно сказала Люба, глядя на трассу.
С шоссе, по направлению к Любиному столику, съезжал темно-вишневый внедорожник.
«Здорово, дальнобойщица!» — жизнерадостно гаркнул джип коляске.
Коляска возмущенно запыхтела.
«На трассе, что ли, трудишься?» — подмигнул джип.
«Любушка, если этот мерзавец сейчас не замолчит, я не знаю… я не знаю, что с ним сделаю!»
Люба укоризненно посмотрела на джип.
«Ладно, девчонки, шучу».
— Привет, — сказал Николай в окно. — Ты чего здесь? Опять парашют не раскрылся?
— Привет, — произнесла Люба охрипшим голосом.
Сердце ее так заколотилось, что коляска принялась бормотать про виброболезнь, от которой она, коляска, несомненно, получит большой урон здоровью, а то и вовсе полную нетрудоспособность.
Люба поставила локоть на рюкзак, закусила палец и сияющими глазами принялась поглощать картину выхода Николая из джипа. Николай прибавил громкости магнитоле, одновременно оглядев окрестности в зеркало заднего вида, и неторопливо, как врач «Скорой», вышел из машины.
— Как дела? Чего нового в авиации? — спросил он, садясь за Любин столик.
— Хорошо дела, — призналась Люба. — Жизнь вот новую начала.
— Курить, что ли, бросила? — рассеянно поинтересовался Николай.
— Нет, — засмеялась Люба. — А хотите кофе? Три в одном?
— Да я такую парашу не пью.
— А банан? Хотите?
— Ну, давай.
— Вы только хороший кофе пьете, да?
— Надо же уважать себя, правильно?
— Правильно. У вас прекрасный вкус, да?
— Что есть, то есть. На вкус не жалуюсь, водку от пива отличу.
Люба звонко рассмеялась. Коляска занервничала.
— У вас такое чувство юмора колоссальное!
— Не жалуюсь. Хочешь анекдот?
— Про Вовочку?
— Про ментов.
Люба смеялась, поднимала тонкие брови, потирала мочку уха, демонстрируя изящность ногтей, обводила пальцем вокруг губ, запрокидывала голову, и расстегивала верхнюю пуговицу джинсовой куртки, и вновь звонко хохотала.