— Кто такая, Зефирова? — задумался Каллипигов.
— Сопля безногая, — раздраженно бросил Преданный.
— Народ, однако, за собой повела, — раздумчиво произнес Каллипигов. — Вот что. Весь этот коммунизм плюс бандификацию срочно удаляем, брустверы ломаем, Зефирову — на бюро. У тебя, кстати, товарищ Преданный, средства индивидуальной личной защиты наготове?
— Которые?
— Я про противогаз, — уточнил Каллипигов.
— Так бы и говорил. А что, есть опасность химической атаки?
— А черт ее знает.
— Кого?
— Зефирову.
— Зефирова завербована, как пить дать!
Каллипигов обмер.
— Погоди-ка, товарищ Преданный, я у Зинаиды Петровны водички попить попрошу. Зина! Зи-на!
— Ты сейчас не водочки, ты сейчас коньяку шарахнешь, как узнаешь, что я тебе еще скажу. Эта Зефирова ручной пилой, лобзиком из дома пионеров, выпилила вчера порог на почте. Дескать, чтоб легче на почту заезжать. Ты понимаешь, товарищ Каллипигов?
— Банки, мосты, телеграф?!
— Сбербанки! Народ пилами вооружается. Наши топоры лежали до поры.
— Я теперь до самого бюро не усну, — тревожно поделился Каллипигов. — Ты, товарищ Преданный, прерви сейчас со мной связь. Я на телефон сяду — с соответствующими товарищами повестку бюро вырабатывать.
— Повестка одна: борьба с контрреволюцией в лице гражданки Зефировой.
— А Феоктист Тетюев?
— Тетюева придется замять.
— Насмерть? — проявил партийную жесткость Каллипигов.
— Пока нет. Пока замнем устно.
— А чего медлить? Цель заминки какая?
— Ты пойми, товарищ Каллипигов. Руководство скажет: это как же так, один преклонный инвалид, честно скажем, алкоголик, весь комитет государственной безопасности на единственной ноге обошел? В то время, как комитету выделены две «Волги»…
— Верно, — согласился Каллипигов. — Валим все на здоровую Зефирову. Нет, но Тетюев, мразь какая. Родина у него в финскую войну руку отняла, в великую отечественную — ногу. Казалось бы — живи, да радуйся! А он, мразь, так отплатил советскому государству.
— Перерожденец, — с ненавистью произнес Преданный.
— Перерожденец, — согласился Каллипигов. — Ну, до бюро?
В семь часов утра, когда птицы громко пели русскую народную песню, к Зефировым прибыла курьер с бумажкой, приглашавшей гр. Зефирову Л. Г. прибыть к девяти ноль-ноль в райком партии.
— А что случилось? — удивились Зефировы.
— Не знаюти ничаво! — закричала курьер, по совместительству выполнявшая в райкоме обязанности технички.
— Думаю, партия хочет тебя отблагодарить, — догадался Геннадий Павлович.
— За что? — растерялась Люба.
— За инициативу с пандусами.
— Ой! — радостно сказала Люба.
— Инициатива наказуема, — с тревогой напомнила Надежда Клавдиевна.
— Что ты, в самом деле, Надежда! — укорил Геннадий Павлович Надежду Клавдиевну. — Для чего при ребенке высказывать свои ошибочные пессимистические мысли. Ребенок сделал прекрасное доброе дело, ребенка хотят отметить, отблагодарить. А вот я уверен, Любочку путевкой наградят. Или даже грамотой из Москвы.
— Я разве против? Я рада, — Надежда Клавдиевна погладила Любу по голове.
Переехав через мостки на дорогу, Люба услыхала скрежет выдираемых досок, мат топора и дружелюбные крики рабочих. Весь этот трудовой накал разрушенья доносился от книжного магазина «Пропагандист». Люба налегла на ободья колес.
— Товарищи, товарищи! — принялась окликать Люба двух плотников, споро курочивших свежий дощатый пандус.
— Что тебе, девочка?
— Почему вы ломаете? — дрожащим голосом спросила Люба.
— Это ты не у нас спрашивай. Наше дело маленькое. Сказано сломать к лешему, вот и ломаем.
— А кто сказал?
— Каллипигов распорядился. Телеграмма из Москвы пришла — возвести удобства для Терешковой. А она приехать не смогла. Видать, заливали капитально.
— Гондоны! — сказал молодой плотник, который все никак не мог разъехаться с тещей.
У Любы отлегло от сердца.
«Торопились успеть к приезду делегации из Москвы, — догадалась она, — поэтому возвели дощатые мостки. А раз никто не приедет, решили временные доски убрать, а залить пандусы из бетона, чтоб капитальные. Правильно. — Она согласилась с решением городских властей, и в радостном возбуждении покатила к райкому. — Интересно, чем там ее наградят?»
«Конечно, капитальные настилы лучше, — рассуждала на ходу коляска. — Доски — что? Сгниют, как и многие другие инициативы».
Люба ехала по городу с восторженной песней в душе и с удовольствием глядела, как возле каждого магазина орудовали рабочие, разламывая временные деревянные съезды, с тем, чтобы не сегодня-завтра, приступить к возведению бетонных, кирпичных, а кое-где, возле школы, например, и мраморных пандусов.