Щипцы торчали, судорожно сжав затылочные и теменные бугры Любови. Элла Самуиловна встала спиной к Надежде Клавдиевне и, с трудом разжав их хватку, поспешно поставила на место надвинувшиеся друг на друга мягкие косточки Любовиной головушки.
«Что-то я ног под собой не чую», — робко проговорила Любовь.
«Это ты от счастья!» — пояснили щипцы.
Глава 1. Полет на инвалидной коляске
— ПОШЛА! — двое авиаторов в камуфляже широко, как опоры высоковольтной линии, расставили ноги, с усладой крякнули и выметнули Любу прочь.
Сделав дело, они азартно вытянули шеи в проем люка самолета в предвкушении яркой трагедии.
Люба судорожно, как ребенок, учуявший, что его задумали оздоровить уколом, вцепилась в поручни инвалидной коляски, описала в воздухе стремительный кувырок, продемонстрировала стробоскопический эффект, устроила на мгновение затмение солнца, и, наконец, запела диким голосом.
— Ух крутится, как черт с письмом, — одобрил Любин вираж один из авиаторов. — Ходовая девка!
— Оторви да брось! — радостно подтвердил напарник. — Песни еще исполняет! Во, моратории какие выводит.
— Оратории.
— Я и говорю, хорошо орет.
Авиаторов звали Серега и Дёмыч. Когда-то они были боевыми летчиками. Дёмыч как старший по званию даже помнил гордые времена, когда застолья в кругу семей авиаполка начинались дружной песней «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Разбитная разведенка с первого этажа, проходя мимо Демыча, затягивала «Мама, я летчика хочу!», а сами «крылья Родины», засев в уголке ангара, близком к авиационному спирту, к ужасу авиамашин с чувством исполняли «Первым делом мы испортим самолеты». Серега из всей этой романтики захватил только разведенок. Ни высококачественного дармового спирта, ни томящихся о летчиках девушек ему нюхнуть-пригубить не довелось. А теперь Серега и Демыч и вовсе снизили высоту до критической — организовывали развлекательные прыжки с парашютом.
— Производительность полета… — навскидку требовал Демыч.
— …равняется произведению скорости полета на массу коммерческого груза, — четко формулировал Серега.
— Шиш да ничего равняется, — сокрушался Демыч, выпирая очередного орла взашей в люк. — Э-эх!
А расход топлива у Демыча был тот же — семья! Долго ждали «поддержки государства». Да только кто солдату манду найдет, кроме него самого? Вот и пошел в прислугу к бескрылым, с жирком, пингвинам. «Пингвинами» заказчиков прозвал Серега. «Отчего пингвины не летают?» — на мотив одному ему известной песни с ненавистью горланил он, глядя вслед очередному удаляющемуся клиенту. И скажи кто Демычу несколько лет назад, что он, боевой летчик, будет развлекать полетами калеку на инвалидной коляске, рассмеялся бы.
— Что этот узор означает? — как всегда не о том, о чем следует вопрошать в критический момент жизни, спросила Люба, указав на камуфляж, когда авиаторы положили широкие, как лещи, ладони на поручни ее колесного кресла, приноравливаясь половчее совершить бросок.
— Маскировочный, — доброжелательно разъяснили Серега и Демыч декор своих облачений цвета рыбьего косяка, выгруженного на изгрызенный бетонный причал Белозерского рыбзавода. И перемигнулись. — Под цвет экологии.
«Юмористы», — вздохнула куртка Демыча, треснув позвонками пуговиц.
«Экология, — заржали штаны Сереги. — Слушай ты их больше! Они тебе еще про гинекологию расскажут».
Штаны были рубахой-парнем.
«Заливают», — подтвердила ширинка вторых брюк.
«Любят заливать», — согласно кивнул воротник.
«В смысле — закладывать?» — поправила Люба, бросив понимающий взгляд на потертый ворот.
«Если бы в смысле! Совершенно бессмысленно, в том-то и дело. Заложат — и пошли, и пошли!» — загорячились брюки.
Люба любила мысленно побеседовать с окружающими вещами. А с кем еще разговаривать человеку, привыкшему с рождения быть одной-одинешенькой: сперва в самодельном манежике и кроватке, а затем в инвалидном кресле? Вот и сейчас Люба вежливо выслушала штаны и куртку и принялась смекать. Надо признать, Люба всегда смекала очень быст… Видите, я даже не успеваю об этом напи…
— Смеетесь? — раскусила она Дёмыча с Серегой. — Экология разве такого цвета? Экология — зеленая.
— Из ума сложена, — похвалил Серега Любину смышленость и подмигнул Демычу.
Состроив за Любиной спиной еще несколько довольных рож, авиаторы напустили серьезный вид.
— Ладно, записывай, — авторитетно заявил Дёмыч, — колер такой индифферентный…
— С просерочкой, — ввернул Серега.