— Искренне сожалею, что не увидел вовремя вашего кота, мисс суккуба! — и шепотом добавил: — Иначе прицеливался бы точнее.
За что получил еще один, более ощутимый подзатыльник.
— Какие-то у вас приемы воспитания доисторические, — не удержалась от замечания учителю Клавдия, которую от подзатыльников передергивало. Интересно, а розги в здешней Школе тоже практикуют по субботам?
— С этими троглодитами иначе нельзя, — авторитетно заявил эльф и поджал губы вообще в тонкую ниточку. Видите ли, оскорбился, что попаданка ему замечание делает. — Кстати о наказании!
Эльф предложил Клаве в воспитательных целях высосать из мальчишки магическую энергию, так чтобы тот неделю не смог устраивать фокусы.
— Почему я? — изумилась Клава, имея в виду, что мелкий хулиган еще не достиг разрешенного законом возраста, чтобы общаться с суккубой.
— Не к инкубу же мне обращаться за этим, — пожал плечами эльф. — Никакое другое наказание не окажет на него столь же сильного эффекта.
Мальчишка, внимательно слушавший препирательства взрослых, состроил жалобную мордашку, захлопал в сторону Клавы своим херувимскими ресницами и заранее приготовился хныкать на тему «Пощадите, я больше не буду!».
Клава оброненные эльфом слова восприняла по-своему: мол, мера наказания избрана, а исполнение лучше доверить именно суккубе не только как обиженной стороне, но как девушке, ведь обращение к инкубу может быть расценено как пропаганда однополых отношений среди несовершеннолетних, что нанесет непоправимый вред неокрепшей психике наказуемого.
— И как вы себе представляете, что я должна с ним делать? — недовольно уточнила Клава, кивнув на затихшего мальчишку. — Он же ребенок!
— Не волнуйтесь, в его годы все прячут под матрасами журналы фривольного содержания, — пренебрежительно фыркнул эльф.
— Будет достаточно разрешить мальчику потрогать грудь, — хихикнула медсестра. — Через одежду, разумеется.
Клава заметила, как у херувимчика вытаращились глаза в предвкушении. Ради такого наказания он, видимо, готов был перетерпеть неделю без занятий магией. А если она покажет ему лифчик, то хоть месяц? Суккуба нахмурилась:
— Вам не кажется, что для него это станет отнюдь не наказанием?
Эльф задумчиво глянул на подопечного, оценил всю гамму эмоций, отразившихся на ангельски-невинной мордашке.
— Простите, об этом я не подумал, — с ледяным безразличием повинился эльф.
— Куда уж тебе-то, — хихикнула медсестра. — Чтобы ты — и думал о женской груди?
Эльф наградил медсестру взглядом испепеляющего холода, однако это не пресекло сдавленные смешки, наоборот подстегнуло к веселью, непонятному для Клавы. Впрочем, суккуба и не собиралась вникать в деликатные подробности.
Клаву осенило! Она поняла, что же для двенадцатилетних отроков бывает настоящим наказанием.
— Не найдется губной помады? — спросила она у медсестры. Та с понимающей улыбочкой охотно одолжила свой блеск в миниатюрной баночке.
Клава жирно намазала блеском губы, вернула баночку медсестре. И обернулась к мальчишке, с обманчивой ласковостью поманила:
— Иди-ка сюда!
Тот повелся, подошел и горящими глазами уставился на ее бюст.
А Клава неожиданно накинулась на него с объятиями, да принялась осыпать липкими поцелуями: в обе щеки, в лоб, в зажмуренные глаза, в ухо — куда придется, ибо тот тотчас стал вертеть головой, безуспешно пытаясь уклониться от «телячьих нежностей». Для подростка нет ничего более унизительно, чем «сюси-пуси» от взрослых тетушек, которые продолжают считать их детишками! Для пущего эффекта Клава между поцелуями в наигранном восторге противнейшим голосом приговаривала:
— Ах, какие у нас кудряшки! Ах, как мы выросли, совсем мужчина! Скоро придет время невесту искать! Или уже присмотрел себе кого из девочек? На свадьбу пригласишь? А в школе хорошо учишься? Оценки какие получаешь? Учителей слушаешься? Домашние задания вовремя делаешь? На контрольных шпаргалки не прячешь? Ни у кого не списываешь? Девочек-одноклассниц не задираешь? А за косички их не дергаешь? В женскую раздевалку не подглядываешь? А руки перед едой моешь? Спать вовремя ложишься? В постель не писашься?
Мальчишка, обслюнявленный по всему лицу, измазанный ароматным блеском для губ, красный, как вареный рак, с великим трудом вырвался из ее цепких рук. Отбежал и спрятался за учителем, сгорая от стыда — и противоречивого возбуждения, ведь, пока крутился в тесных объятиях, успел поневоле ощутить упругость грудей суккубы, мягкость ее губ, запах и тепло спелого женского тела.