Буквы начали расплываться, веки превратились в магниты, и их неудержимо тянуло друг к другу. Книжка тихо соскользнула на колени… и тут раздался страшный грохот.
– Черт! – Хэл подскочил в кровати: сна как не бывало, – раздвинул пальцами планки жалюзи и высунул нос наружу. Слабый свет из окна родительской спальни – больше ничего видно не было.
– Хэл, что это? – Эван сидел в постели с вытаращенными глазами.
– Ничего. Спи.
Хэл нашел маму на крыльце. Она стояла на коленях в домашнем халате, сметала в кучку осколки разбитого горшка. Того самого, в котором сидела шеффлера. То есть сидела еще несколько минут назад. Хэл прекрасно знал, как дорого маме это растение. Сейчас его останки валялись на половой плитке. Растение превратилось в кучку изломанных стеблей и разорванных листьев.
– Мама, что случилось?
Она подняла к нему мертвенно-бледное лицо, встала на ноги.
– Наверное, сдуло ветром.
– Ты шутишь? – Хэл глянул на деревья. Ночь была неподвижна, точно замерзшее озеро.
– Никакого ветра нет, мам, – вклинился подошедший Эван, большой любитель подмечать очевидное.
– Идите в постель, дети.
Корри Хэмфрис окинула взглядом дома вдоль улицы. Горело одно-единственное окошко, у миссис Соседний Дом. Слабый свет пробивался из-за штор.
– У миссис Соседний Дом горит свет, – заявил Эван, на случай если мама не заметила.
– В кровать, быстро!
Эван медленно попятился в дом, Хэл же не двинулся с места.
– Что ты собираешься делать?
– Схожу поговорю с ней.
– О чем?
– Ты уйдешь в спальню или нет, Хэл! – Мама втолкнула его в дом и захлопнула дверь.
Братья смотрели в окно рядом с кроватью Хэла. Мама была уже у двери миссис Соседний Дом, нетерпеливо притопывала ногой по крыльцу. Наконец дверь открылась, и наружу выползла старуха с сигаретой в сморщенных губах. Мама стала ей что-то объяснять, показывая на их крыльцо. Пронзительный вопль разрезал ночь, словно бритвой. Орала миссис Соседний Дом:
– Своих щенков сначала спроси!
Эван захихикал так громко, что Хэл был вынужден зажать ему рот. Старуха продолжала разоряться:
– Да как ты смеешь… ложные обвинения… вас всех!
Мама, заикаясь, бормотала извинения, точно ее застукали за кражей бумажника из кармана.
Миссис Соседний Дом выкрикнула:
– Тоже мне, принцесса! – и захлопнула дверь перед носом мамы.
Мама вернулась, и Хэл не удержался, повторил:
– Своих щенков спроси…
Мама молча закрыла дверь.
Глава 11
Чьи-то руки заталкивали его все глубже в могилу, и Гудноу закричал: «Я не тот, кто… Я не…» Он наткнулся на тело. Его дочь, еще жива. «Шерил, Шерил!» – продолжал кричать Мик. Рот был забит песком, грудь сдавила тяжесть падавшей сверху земли, вытесняя воздух из легких…
Он проснулся как от толчка. На грудь что-то продолжало давить, только не песок, а всего-навсего один увесистый пес, развалившийся у Мика на животе. Лапы Вилли елозили по груди Мика: собаке тоже снился сон. Гудноу сел и пихнул пса:
– Ну-ка вставай!
Вилли даже ухом не повел.
– Поднимайся! – Мик толкнул его еще раз, покрепче.
Вилли тяжело соскочил на пол, встряхнулся и тут же рванул к задней двери. Мик услышал, как когти собаки заскребли по задвижке, вылез из постели и открыл замок. Вилли выскочил во двор.
Мик налил себе воды и тонкой струйкой вылил полстакана на вспотевшую шею. Часы показывали четверть четвертого. Пятнадцать минут после самого глухого, колдовского часа ночи. Все из-за того, что не выпил на ночь мандракс, хотел сохранить с утра ясную голову. Большая ошибка! Он разыскал флакон на раковине, закинул в рот одну пилюлю. Немного подумал и отправил вслед за первой вторую. Привыкание? Плевать, зато волшебный мандракс избавлял от ночных кошмаров до самого звонка будильника в половине седьмого.
Из гостиной донеслось тихое поскуливание. Проснулась Кэти, наблюдала за хозяином. Наверное, тоже снились кошмары. Кто знает, что происходит в голове у спящей собаки…
– Ложись, Кэти. Спи.
Овчарка опустила голову на пол. Мик стоял в дверях, смотрел в ночь, поджидая Вилли. Вокруг жужжали мотыльки, шуршали крылышками о сетку. Вилли неторопливо зашел в дом, растянулся у очага, и Мик запер дверь.